Дневник Джанни Урагани
Шрифт:
Я всё кидал и кидал! Не знаю точно, сколько часов я убил на это, но судя по тому, что с меня ручьями лился пот, времени прошло немало.
Наконец мне удалось перекинуть башмак через перекладину – и вот он уже болтается у меня над головой. Осторожно, по чуть-чуть выпуская верёвку, я опустил башмак и ухватился за него.
Какое
Но кроме красоты неба над головой, моё сердце пронзил ещё и приятный аромат жареного лука, поднимавшийся снизу… Дело в том, что окно выходило на кухонный дворик. Там в углу стоял огромный котёл с кипящей водой.
Тогда я вспомнил, что сегодня пятница, священный день знаменитой похлёбки, которая утешала наши желудки в бесконечной череде рисовых супов, этой вкуснейшей похлёбки, которая будто вбирала в себя множество разных ароматов…
У меня потекли слюнки и свело пустой желудок…
К счастью, эта ужасная пытка длилась недолго: рецепт приготовления знаменитой похлёбки отбил у меня всякий аппетит.
Я видел, как мотается по двору помощник повара, мальчишка, которого, насколько я понял, только недавно приняли на работу. По крайней мере, повар постоянно поучал его: «Делай так, делай сяк, бери то, бери сё!» – и показывал, что и как делать, где лежит кухонная утварь и как ей пользоваться…
– Куда ты поставил вчерашние грязные тарелки? – в какой-то момент спросил повар.
– Вон туда, на доску, как вы велели.
– Отлично! Теперь помой их в том же котле, в котором ты мыл тарелки вчера и позавчера, вода как раз согрелась… А потом сполосни, как обычно, в чистой воде.
Помощник притащил все грязные тарелки во двор и опустил их в котёл с горячей водой. Потом принялся вылавливать по одной, полоскать и стирать жир указательным пальцем…
Выловив последнюю тарелку, помощник окунул руку в котёл и воскликнул:
– Ну и бульончик! Хоть ножом режь!
– Отлично! – сказал повар, появляясь на пороге кухни. – В самый раз для сегодняшней похлёбки.
Помощник вытаращил глаза, да и я тоже чуть с окна не свалился.
– Что? Для похлёбки?
– Да-да! – объяснил повар, подходя к котлу. – Это бульон для пятничной похлёбки по-домашнему, которая так нравится этим гнусным мальчишкам. Сам понимаешь, в ней же столько всего намешано…
– Ещё бы! Я мыл тут тарелки два дня подряд…
– В нём мыли посуду ещё до того, как ты пришёл к нам… В общем, к твоему сведению, в этом котле начинают мыть посуду в воскресенье – и так до самого четверга, в той же воде; так что к пятнице она превращается в отличный наваристый бульон, пальчики оближешь…
– Вам хорошо
– Тупица! – оборвал его повар. – Ты что, думаешь, что мы едим эту гадость? Кухонным людям полагается другой суп, который варится для директора и директрисы…
– Фуф! – помощник повара вздохнул с облегчением.
– А теперь за дело: ставим котёл на огонь, хлеб уже нарезан, лук поджарен. А ты учись ремеслу и молчи! Повторяю, ни одна живая душа не должна знать, что происходит на кухне. Ясно?
Они подхватили котёл с двух сторон и понесли; но помощник повара, наклоняясь, уронил прямо туда свой засаленный колпак, он остановился, расхохотался, потом выудил колпак и, выжав его в котёл, сказал:
– Ну вот, теперь вкус ещё насыщеннее!
Тут я уже не мог сдерживать отвращение и ярость: я снял оставшийся на ноге башмак и швырнул его прямо в котёл с криком:
– Свиньи! Тогда и это добавьте!
Повар с помощником испуганно обернулись: как сейчас вижу перед собой две пары вытаращенных глаз, уставившихся на меня со смесью изумления и ужаса.
А я тем временем обрушил на них поток ругательств, как они того заслуживали, пока, оправившись от потрясения, они не бросились в кухню.
Через несколько минут дверь моей темницы отворилась, и в неё протиснулась боком – иначе ей не пройти – синьора Джелтруде и воскликнула:
– Стоппани! Да что ж это такое? Ты же шею себе свернёшь! Ради всего святого, Стоппани, что ты там делаешь?
– Ну, – ответил я, – наблюдаю, как готовится похлёбка по-домашнему…
– Что ты такое говоришь? Совсем рехнулся, что ли?
Тут вошёл сторож с лестницей.
– Ставьте сюда и снимите его живо! – грозным тоном распорядилась синьора Джелтруде.
– Я не слезу! – ответил я, цепляясь за железную решётку. – Раз мне всё равно сидеть в тюрьме, то лучше уж тут на окошке, на свежем воздухе… к тому же можно научиться рецептам пансионской кухни!
– Давай спускайся! Я пришла выпустить тебя из карцера, неужели не ясно? Разумеется, если ты пообещаешь хорошо себя вести и слушаться старших, иначе, друг мой, пеняй на себя!
Я удивлённо уставился на учительницу.
«Почему вдруг меня освобождают? – размышлял я. – Мальчишек, которые курили в каморке с керосином, я не выдал… Что тогда? А, знаю! Теперь они хотят меня задобрить, чтобы я не разболтал товарищам рецепт похлёбки по-домашнему».
Торчать на окошке мне было больше незачем, и я слез.
Едва моя нога коснулась пола, синьора Джелтруде приказала сторожу унести лестницу, схватила меня за руку и сказала властным тоном:
– Ну, говори: что ты там болтал про похлёбку, которую готовят в пансионе?