Дневник Габриеля
Шрифт:
Дверь в квартиру Филиппа агенты ФБР опечатали своей фирменной лентой, которая извещала, что любого нарушившего границу ждет наказание. Кто-то написал на ней имя своего земляка флуоресцентной оранжевой краской. Я оторвала ленту и вошла внутрь.
В комнате все перевернуто вверх дном. Все улики, связанные с Габриелем, изъяты. А то, что осталось, покрыто дактилоскопическим порошком. Единственное, что осталось нетронутым, — стул, на котором сидел Филипп с бомбой на коленях.
Это единственное место, о котором
Филипп выжил потому, что Габриель хотел, чтобы мы узнали, что это он. Но как он мог быть уверен, что в комнату войдет кто-то, разбирающийся в бомбах, например Гаррисон, и сможет обезвредить взрывное устройство? Габриель слишком умен, чтобы полагаться на волю случая.
— Как можно гарантировать, что получишь именно тот результат, который хочешь?
— Очень просто, — буркнул Гаррисон, — просто исключить все остальные варианты.
— И как же Габриель исключил все остальные варианты в этой комнате?
Мы молча огляделись.
— Ты думаешь, это возможно, что Филипп заодно с Габриелем?
Гаррисон посмотрел на меня с удивлением, а потом взглянул на стул, словно воспроизводил события.
— Вы имеете в виду, можно ли сделать такой вывод по тому, как сконструирована бомба, или по взгляду Филиппа, когда таймер отсчитывал время назад?
— И то, и другое.
Он прикоснулся к верхней губе, как будто теребил воображаемые усы.
— То, что я прочел в его взгляде, было настоящим.
— А бомба?
— Очень простенькая.
— Если в бунгало Суини бомба была довольно изощренной, то почему в этот раз он изготовил настолько, как ты говоришь, простенькую?
— Ну, здесь особых изысков и не требовалось. Главная цель — убить человека, неподвижно сидящего на стуле.
— Но она не должна была его убивать.
— А как доказать обратное?
— Исключить все остальные варианты.
Гаррисон наклонил голову набок, словно решил рассмотреть мою идею под другим углом.
— Если бы я не обрезал провод, она бы взорвалась.
— Но если бы тебя не было вовсе, Филипп смог бы сам остановить механизм?
Гаррисон покачал головой. Да, это все равно что жонглировать тающими кубиками льда.
— С таким же успехом можно задать вопрос, какого цвета зебра — черная в белую полосочку или наоборот. Все зависит от того, как посмотреть.
— Но если бы Филипп обладал необходимыми знаниями, это было бы возможно.
— Если бы он знал, как… Да, возможно. Но мы так и не ответили на вопрос «зачем».
— Затем, чтобы мы получили описание Габриеля, — сказала я.
—
— А мы бы ему поверили? Зато если превратить Филиппа в живую бомбу, он сразу начинает вызывать доверие.
— Но зачем?
Я видела, как в его взгляде промелькнул ответ на его же вопрос.
— Ложное описание.
Я кивнула.
— Правда, оно сходится с описанием, полученным французской полицией.
— Значит, мы пришли к тому, с чего начали.
— Да… что нам просто повезло.
Я оглядела печальную комнатку. Где-то в здании яростно лаяла собака и бросалась на дверь, мимо которой кто-то проходил.
Я подошла к дешевенькому комоду, стоявшему в углу. Все ящики выдвинуты, и содержимое раскидано по полу. Но осмотр одежды не давал ничего, кроме того что Филипп отоваривался в «Gap». Над комодом, на зеркале, была прикреплена рамочка с шестью фотографиями Филиппа. Я вытащила одну. На ней Филипп стоял перед большим белым зданием. На его губах играла таинственная улыбка. Это напомнило мне снимок Лэйси под секвойями. Я сняла и остальные фотографии и сунула их в карман на случай, если потребуется опознание.
— Если он еще не умер, то, скорее всего, очень жалеет об этом, — тихонько сказала я.
Я выглянула в окно. Через прорехи в облаках пробивался тусклый свет заходящего солнца. Солнечный луч нарисовал блеклый розовый квадрат на окне дома напротив, расположенного меньше чем в десяти метрах. Я видела, как мать баюкает в руках ребенка, тихонько раскачивая его туда-сюда, словно они плывут по волнам.
— Почему ценность некоторых вещей понимаешь, только потеряв их? — спросила я.
Гаррисон выглянул в окно, увидел мать с ребенком и практически сразу отвернулся, словно ему неловко было вторгаться в их жизнь. Я подумала, что ему трудно смотреть даже на чью-то чужую любовь с тех пор, как он потерял жену.
— Мой муж умер уже после того, как наша любовь постепенно поблекла и исчезла, но для Лэйси все было по-другому. Я изо всех сил пыталась понять ее потерю, но не могла. И это только оттолкнуло ее еще больше.
Я еще пару секунд смотрела на мать с ребенком, а потом отвернулась от окна.
— Вроде бы человек, который занимается расследованием убийств, должен лучше понимать, что такое потерять близкого, чем я…
Наши взгляды на мгновение встретились, но потом Гаррисон отвел глаза и посмотрел на стул, где сидел Филипп.
— Прости, от моего нытья толку мало, — сказала я. — Просто… — и оставила мысль улететь неоконченной.
Он покачал головой, словно говоря «ничего, все в порядке», а глаза снова выхватили какой-то отрезок воспоминаний.
— Я не думаю, что мы можем до конца понять горе другого человека, мне кажется, так и задумано.