Дневник инока
Шрифт:
По случаю городских волнений одни студенты разъехались по домам, другие поспешили поступить в военное училище. А некоторые испросили разрешения держать ускоренные экзамены. К желающим экзаменоваться примкнул и я.
Жаркая пора наступает с экзаменами в Духовных академиях. Литографированные лекции профессоров чаще всего хранятся у академического декана или старосты в течение года и за несколько дней до экзаменов раздаются на руки. Требуется большое умственное напряжение при подготовке. Я, не очень сильный в умственном отношении, немало страшился экзаменационного периода. Не знал, выдержит ли моя память детальное усвоение обширных курсов наук. Выйти из затруднительного положения научил меня, должно быть, Ангел–хранитель. Готовился я с помощью составления конспектов. Перед экзаменом ездил в Казанский женский монастырь [58] или заходил в академическую церковь, где находился большой крест с частицей Животворящего Древа Креста Господня. Упаду, бывало, в храме пред иконой Божией Матери или пред Крестом Христовым и говорю:"Господи! Матерь Божия! Я все сделал, что требуется от человека. Теперь время Твоей помощи. Помоги, не оставь мое скудоумие". И что же? После молитвы в сознании непременно появлялась мысль, что именно такой-то билет достанется мне. Я прочитывал его лишний раз. И мне действительно доставался билет, таинственно указанный, и я почти всегда безупречно сдавал экзамены. Помню, при переходе
58
Богородицкий монастырь основан Иоанном IV (Грозным) в 1579 году по случаю обретения на этом месте Казанской иконы Божией Матери.
Благодарю Господа и Божию Матерь за помощь моему окаянству.
1 апреля 1928 года
По окончании экзаменов мы с Сережей Семеновым сходили в фотомастерскую, снялись, и я стал собираться домой в Вятку. Спешить с отъездом побуждал также голод, отчасти касавшийся и меня. Хлеб доставать было тяжело. Дежурить в очередях перед хлебным ларьком казалось затруднительным, и возвращение домой рисовалось вернейшим выходом из положения. На самом же деле поездка в Вятку была шагом необдуманным, противоречащим старческому благословению. Свияжский старец, о чем я еще не сказал, благословил мне и Сереже провести лето в Оптиной пустыни. Мы же не послушались, разъехались по домам. Я сел при усиленной стрельбе в поезд, отходивший на Москву, там сделал пересадку в первый попавшийся воинский эшелон. Как меня туда посадили и как я доехал до места — один Господь знает. Только последствия моей поездки в Вятку в итоге были очень плачевны. Целых полтора года после того я скитался без определенных занятий. Продолжать образование в академии не рискнул: опасался голода и городских волнений. Несколько успокоиться удалось в Саратове, где меня приняли на работу в военную канцелярию и дали красноармейский паек.
Сережина участь была прискорбнее моей. Он из родного Екатеринбурга уехал в Красноярск к своим друзьям — иеромонахам Амфилохию и Софронию, заразился там тифом и, напутствованный Святыми Тайнами, вдали от родной семьи отошел ко Господу.
Моя работа в Саратове была в счет военной службы и состояла в выписке ордеров на продовольствие. Месяцев шесть я добросовестно трудился на поприще, определенном мне Богом. Свободные часы посвящал церкви. Ходил чаще всего в Ильинскую церковь, расположенную недалеко от военной канцелярии, и в кафедральный собор. Там пела превосходная капелла, не распавшаяся еще, несмотря на изменения в положении Церкви. Хор занимал почти треть зимней кафедральной церкви, похожей на пещеру. Каких-либо развлечений и отдыха от службы, кроме храма, я не знал.
Много времени уделяя письменным работам, я как-то раз заметил, что близорукость моя усилилась до крайности. Нос при писании почти касался бумаги, иначе мне трудно было разглядеть буквы. Военный врач посоветовал мне проситься на комиссию. Я последовал его совету, признан был инвалидом по зрению и получил совершенное освобождение от военных обязательств. Мне выдали бесплатный литер [59] до Вятки — туда обращены были мои взоры. Думал я, поживу немного дома, отдохну и двинусь потом в какое-либо село, буду учительствовать в школе. Однако душа почувствовала потребность опереться на солидный авторитет в осуществлении своих планов. Искать его я решил в иноческой среде и первым долгом счел необходимым двинуться в загородный Саратовский Преображенский мужской монастырь [60] . Иноки его не дали мне просимого, но указали, где я могу получить исчерпывающий ответ. Лицом старчествующим и способным к руководству они назвали затворника скита иеромонаха отца Николая, спасавшегося верстах в двух от Преображенской обители. Прихожу я в скит утром на первой неделе Великого поста, спрашиваю затворника. Мне показывают коридор и келлию, в которой он живет. Переступаю порог, ведущий в коридорчик старца, и на шум моих шагов выходит какой-то нестарый монах в заплатанном подряснике. Я попросил доложить обо мне старцу. Проходит несколько минут. Вдруг вижу, как дверь крайней келлии в конце коридора бесшумно приоткрывается и у самого пола показывается чья-то голова. Затем дверь также тихо закрывается. В ту минуту келейник выходит ко мне и говорит:"Затворник никого не принимает. Не может принять и вас". Огорчился я… Думаю, духовные лица отказывают мне в совете. Что же дальше делать? Поплыву по течению событий: да устроит Господь пути моей жизни по Своему провидению.
59
Документ, дающий право на льготный проезд.
60
Спасо–Преображенский мужской монастырь близ Саратова был основан в 1680 году.
Так как литер мне дан был на субботу первой недели и до отъезда оставалось еще несколько дней, то на другой день я отправился помолиться в Крестовую церковь архиерейского дома. Служба еще не начиналась, когда я вошел в храм. В ожидании богослужения прошелся по архиерейскому двору. Смотрю на идущую в церковь публику. Между богомольцами, обратившими на себя особое внимание, были два проходивших мимо меня человека: один — высокий мужчина с саквояжем в руках, другой — горбатенький кроткий монах с пронзительным глубоким взором. Поравнялся этот монах со мной и, неожиданно обращаясь ко мне, говорит:"Раб Божий! Вы, кажется, были у меня вчера. Если угодно вам, то заходите ко мне завтра. Я поговорю тогда с вами". Оказывается, монах с громадным горбом и был прозорливый затворник, иеромонах отец Николай. Он вышел причащать больного игумена, жившего в архиерейском доме. Поблагодарил я старца за приглашение, а в глубине души подумал:"Когда тебя ищут, ты отталкиваешь, теперь же приглашаешь". В условленное утро вновь прихожу в скит, прошу доложить о себе затворнику и получаю ответ, что в это время затворник ни с кем не беседует. Пришлось мне идти в церковь, отстоять богослужение.
После службы добрый служащий иеромонах, вероятно, догадавшийся о том, что я голоден, пригласил меня на трапезу. В конце обеда в трапезной показался келейник старца отец Амвросий и пригласил меня последовать с ним к затворнику. Прихожу в знакомый коридор, останавливаюсь у двери келлии. Она вскоре отворяется, и из нее выходит ученик старца — настоятель Преображенского монастыря архимандрит Иов.
Старец подал ему"Паломник" [61] и говорит:"Посиди тут и посмотри картинки, а вы, раб Божий, — обратился он ко мне, — пойдемте со мной". Затворив за мной дверь, отец Николай уселся, поджав под себя ноги, взял в руки чулок и начал его вязать, а меня посадил подле и стал говорить:"Раб Божий! Зачем ты пожаловал ко мне?" — "Батюшка, хочу попросить совета, что мне делать дальше. По своему разумению я предполагал уехать к родным, быть учителем в селе. А по Божию — не знаю, как правильнее
61
Журнал"Русский паломник".
62
Иеромонах Стефан (Сафонов; † 1937) — родом из Саратовской губернии, выпускник Казанской духовной академии. Взят в Данилов монастырь архиепископом Феодором (Поздеевским). В 1922 г. — в Бутырской тюрьме, затем ризничий и канонарх Данилова монастыря, в 1927–1929 гг. — наместник вместо арестованного владыки; в 30–е годы проживал в Кашине. Расстрелян в Твери.
63
Поется Великим постом во время литургии Преждеосвященных Даров, как правило, не хором, а солистами.
Настала суббота… Встал я в очередь у железнодорожной кассы, чтобы обменять литер на билет. Подошла моя очередь, к моему огорчению, кассир со словами:"Больше билетов нет"захлопнул окошко. Ни просьбы, ни мольбы мои о снисхождении не привели ни к чему. Так и остался я до понедельника, когда ожидался поезд с инвалидами. На него я легко сел и доехал до Москвы. В московском пересыльном пункте мне на основании документов следовало взять литер до Вятки. Часов в 5 утра с Павелецкого вокзала добрался я до Воронцовской улицы, вошел во двор пересыльного пункта и стал ждать, когда начнут выдавать бумаги. В эти минуты сердце мое почему-то заволновалось. Неудержимо потянуло в Данилов монастырь [64] . Выйти из ворот можно было лишь по пропуску, но в такую рань пропуска еще не выдавали. Тогда, не давая себе отчета, я подошел к часовому у ворот и вместо пропуска показываю ему военный документ. Тот, не глядя, говорит:"Проходите!"И я спокойно вышел.
64
Данилов мужской монастырь у Серпуховской заставы основан в 1280 г. св. блгв. кн. Даниилом Московским. Обитель была возобновлена в 1560 г., в 1652 г. обретены мощи св. кн. Даниила. В XVIII в. в обители нашли прибежище несколько знаменитых церковных деятелей–греков. На Даниловском кладбище погребены выдающиеся деятели литературы. В 1917 г., среди смут и ересей, монастырь стал оплотом традиционного русского Православия. Закрыт в 1930 г., восстановлен в 1983 г.
Трамваи тогда не ходили, пришлось добираться пешком. Часа через полтора я был уже у Троицкого собора обители. В храме служба еще не начиналась. Спрашиваю пономаря:"Есть ли у вас в монастыре иеромонах Стефан?"Он отвечает:"Есть и живет в корпусе за церковью". Вход в корпус прямо с парадного крыльца. Нахожу дом и старушку, вышедшую ко мне, прошу вызвать отца Стефана. Минуты через три появился безбородый смеющийся иеромонах и, не дожидаясь вопроса, неожиданно говорит мне:"Вы не из Саратова ли?""Да, — отвечаю, — оттуда, привез вам письмо от отца Николая"."Есть ли у вас знакомые в Москве?" — спрашивает отец Стефан."Нет, — отвечаю, — кроме архимандрита Гурия, инспектора Казанской академии, никого не знаю тут, а где он живет, тоже не знаю". — "Он здесь, в ближайшей комнате читает правило к литургии, я сейчас скажу ему о вас. Он уже теперь не архимандрит, а епископ". Вскоре в дверях показывается фигура епископа Гурия в полуподряснике. С радостью он здоровается со мной и требует, чтобы я спешно шел за вещами на пересыльный пункт и принес их в монастырь. Перед этим он, оказывается, молился о том, чтобы Господь послал ему в помощники человека для Покровского монастыря.
Через две недели по приезде, вечером 25 марта, я действительно был пострижен в монахи. На второй день Пасхи Преосвященный Гурий посвятил меня в сан иеродиакона.
5 апреля 1928 года
Пострижение мое носило торжественный характер. Благовещение в тот год приходилось в Великую Среду на Страстной седмице [65] . За всенощной пелся умилительный канон. Постригать меня должен был епископ Гурий. Он почему-то задержался в Боголюбской часовне [66] , и я немало волновался, поспеет ли он к концу всенощной. Волнение мое прекратилось лишь тогда, когда мне сказали о прибытии владыки.
65
По пасхалии можно определить, что это событие происходило в 1920 году, когда Пасха приходилась на 29 марта ст. стиля.
66
Боголюбская часовня — по–видимому, один из приделов церкви Рождества Иоанна Предтечи, что на Варварке. Храм был закрыт в 1920–е годы.
Духовником мне назначили иеромонаха Данилова монастыря, отца Поликарпа. С крестом он вышел в притвор храма, где стояли я и Евгений, епископ Ейский. В моем подведении участвовали игумен Игнатий (Садковский), иеромонах Петр (Руднев), иеродиакон Ермоген (Голубев), иеродиакон Митрофан (Гринев), игумен Венедикт (Уалентов). Монастырский хор пел под управлением игумена Иоасафа. Теперь все означенные лица уже на ответственных церковных постах. Игумен Игнатий ныне епископ Белевский, отец Митрофан — епископ Таганрогский, отец Ермоген — наместник Киево–Печерской Лавры, отец Петр — епископ Коломенский, отец Венедикт — викарный епископ в Смоленской епархии. Отец Иоасаф — епископ Кашинский, отец Поликарп (Скворцов) и отец Стефан (Сафонов) последовательно занимали должность наместника Данилова монастыря.