Дневник москвича (1920–1924). Том 2
Шрифт:
7/20 июня.Не то что нечего записывать, а уж очень надоело однообразие текущего момента. Это какое-то разнообразие однообразия, или однообразие разнообразий (и безобразий). Вот почему и не пишу каждый день.
Погода стоит хорошая, дождей нет, нет и жары.
На днях в Москву приехала делегация итальянских рабочих. «Те же встречи, те же речи», как и по случаю приезда англичан.
Того и гляди, вместо махорки папиросы курить буду. На неделе получил сверх жалования за участие в дисциплинарном товарищеском суде 133 р., и за поездку на заседание в «НКПС» (т. е. в народный комиссариат путей сообщения) 4.500 р. Якобы на извозчика, но ходил туда пешком. Впрочем, к извозчику приценился: просил в один конец (с Кузнецкой улицы к Красным воротам) 3.500 р. Значит, можно бы получить за оба конца 7.000, но как-то совестно, а потому
Шатаясь теперь по разным учреждениям, я вижу, что есть молодые люди, коммунисты, образовательной или специальной подготовки не имеющие, но так ловко схватывающие суть дела и разбирающиеся в самых сложных вопросах, что прямо хочется сказать: молодчина! Итак, не только война, но и революция родит героев.
Все-таки, «зарабатывая 4.500 р.», надорвал подошву, еще один-другой такой поход, ну тогда ищи себе новую. Значит, нельзя сказать, что «номер 11» (как говорят о пешем хождении в насмешку над трамваем, многие номера которого до сих пор бездействуют) — сообщение дешевое: тоже стоит денег!
После Житомира и Киева в сводках ничего особенного. Впрочем, оживленно около Мелитополя. Там Врангель лезет на Днепр, в тыл красных, действующих против польских войск.
Неуклонно спрашиваю, почем клубника? — и слышу, что она «дешевеет», так что можно купить фунтик за 450–500–600 р. Проходя мимо лавочки, наполненной разными ягодами, поймал себя на «завистливости». В лавочке было немало покупателей; брали по нескольку фунтов, не торговались, отваливали пачки косых и т. д., а я смотрю и ворчу про себя: вот, мол, есть же люди, могут шутя купить такое дорогое удовольствие. А ведь сам-то я в недавнее время, когда покупал себе что-нибудь чревоугодное и не торговавшись расплачивался, разве не был я объектом чьего-либо завистливого наблюдения через окно магазина? Итак, для меня с каждым днем яснее, что все осталось по-старому.
10/23 июня.Из подслушанных уличных ропотов: «Была жизнь, а теперь жистянка.»
Из наших «департаментских» курьезов: в мой подотдел поступила телеграмма с какой-то пристани следующего содержания: «12.000 ГРОЗА 14 ОСАДКА 10», и вот барышни — одна записывает сведения о горизонте воды, другая — о грузообороте — записывают эту телеграмму в своих журналах; одна — понимая ее так, что там была гроза и столько-то выпало осадков; а другая, что пришел пароход «Гроза» с такой-то осадкой и с таким-то количеством груза. Пускай их записывают, — все равно та и другая запись ни к чему дельному не повлечет!
В «Известиях» под заголовком «Изменники за работой» сообщается, что братья Гучковы — в Берлине, Сазонов и Милюков — в Париже, Чайковский, Савинков и Родичев — в Варшаве.
Красными войсками взяты за последние дни Бердичев, Винница, Новоград-Волынск, Жмеринка, Коростень, Василевичи, Овруч.
Бывший видный кадет, профессор Гредескул, читает теперь лекцию на тему «Интеллигенция на переломе». Гредескула удивляет, почему «когда все эти огромные жертвы уже принесены (т. е. эпоха февральской революции, упорная жестокость гражданской войны и т. п.), интеллигенция стоит в стороне и не находит в себе достаточной силы, чтобы помочь рабочему классу в его великой созидательной работе? Почему?…» И он считает, что она, призывавшая еще до Ленина народ к равенству и братству, — просто растерялась теперь, ибо нельзя понять, почему она своими «безответственными поступками предаетнарод».
Просто интеллигенты в борьбе с холодом и голодом сами сделались рабочими. А Гредескул тут заставляет ее «проснуться от спячки», подивиться «гениальному прогнозу Ленина» и т. д. Не до этого ей, да и Гредескул-то заговорил так не от сытости.
11/24 июня, † В ночь с 11 на 12 июня (по н. ст.) при ст. Плеханово Моск. - Курск, ж.д., близ Тулы, — произошло ужасное по своим последствиям крушение поезда. Пострадало по официальным известиям 256 человек, из коих 109 убитых и 157 ранены, которые тоже останутся неизлечимыми, ибо их обожгло серной кислотой. При этом вдребезги разбито 22 вагона, и среди них 7 цистерн. Разлилось 3 цистерны серной кислоты, стоимость которой при современной разрухе неисчислима. Кроме того, погибла масса другого «важного» груза, так что убытки невозможно перевести на деньги. Причина крушения, будто бы, — только халатная небрежность жел. дор. служащих.
12/25
Появилась малина: 900 р. фунт, клубнику можно купить за 400 р., землянику за 500 р., смородину за 300.
13/26 июня.Врангель взял Бердянск.
У Красина с Ллойд Джорджем переговоры что-то замялись. Похоже, что кроме «злаков» англичане хотели бы с нас взять и «злата», под предлогом удовлетворения убытков, понесенных в Советской России британскими подданными за время революции.
Сегодня к вечеру дождь, но без грозы. Погода, вообще, приятная.
23 июня/6 июля.Стоит нестерпимая жара; дожди падают изредка, но очень короткие — не освежающие.
Массу денег получил, и премиальные, и сверхурочные по норме 4.200 р., и в конце концов с 16 мая вместо прежних 3.500 р. жалования в месяц уже — 12.000 рублей, как «специалисту» (или «спецу», как принято говорить на современном сокращенном языке).
«Специалисты слишком уж тонки: сразу и не поймешь, дело ли они делают или надувают», — говорил Щедрин. Да и я не пойму, «дело ли я делаю». Но чтобы сказать «надуваю», — нет, не могу; выходит, что ни то, ни другое: ни дела не делаю, ни надуваю. Для моей специальности нет теперь специальных дел, а с такими, которые поручены все-таки мне, — не справится даже такой «спец», который умеет «надувать». Бестолковщина, сумбур, хаос! Поглубже вникнуть в наш институт, придешь к выводу: а на кой черт он существует?! Сегодня я спрашивал в другом нашем отделе путейского инженера, «спеца» с ног до головы, какая глубина затона во Владимировке, а он меня спрашивает, а что такое Владимировка: «речка, что ли, какая?» Это инженер-то про одну из важнейших пристаней на Волге спрашивает — не река ли она!
29-го июня красные войска взяли ст. Мозырь.
† В ревельских газетах пишут, что недавно в Лондоне состоялся судебный приговор передать оставшееся в Англии имущество царя Николая Романова его сестре Ксении, «являющейся за смертью жены и детей Николая Второгоего единственной наследницей». Итак, что же узнаем мы таким путем? Что не только сам Николай Второй, но и Александра Федоровна, и его юный сынок Алексей, и его четыре дочки барышни — все погибли, только не знаем, рт чего: от нужды ли большой, болезней ли, или от жестокого насилия. Но одинаково тяжело узнать про это. По-человечески, по-христиански разбирая, — свершилось все-таки что-то ужасное, бесчеловечное. Прими, Господи, дух их с миром!