Дневник москвича (1920–1924). Том 2
Шрифт:
1/14 ноября.Снега нет, но морозы крепчают: ночью бывает до 8°. Ночи лунные, дни солнечные; одним словом, погоду можно назвать полуприятной.
Передо мной театральный справочник, выходящий два раза в неделю, типа дореволюционных «Новостей сезона», продававшихся за пятачок. Теперь цена такого справочника, т. е. «Театральной Москвы», ни много ни мало 3.000 р. за нумер. И вот читаю в нем уже такие публикации:
1. В субботу 12 ноября открывается кафе-ресторан «Ампир», Петровские линии. Во время обедов от 5 до 7 и ужинов от 8 до 11 играет струнный оркестр под управлением Ф. Ф. Кришь. Метрдотель И. И. Тестов. Кухня под наблюдением И. А. Фомичева.
2. Вниманию посетителей бегов. Вновь открыт трактир Шустова (бывш. Горин). Угол Тверской заставы и Лесной. Завтраки, обеды и ужины. Первоклассная
3. Кафе «Театральный уголок», Кузнецкий мост 3. Первоклассная кухня. Оркестр до 11 ч. вечера.
4. Магазин «Элегант», Кузнецкий мост 5. Все для дамск. и мужск. туал. Парфюмерия, косметика и т. д.
5. Женщины, зайдите в магазин № 3 Сухарев пер. Там найдете последние модели заграничных шляп, высшей косметики.
6. Чайная-столовая «Бар», Арбатская площадь 37. Обеды из двух блюд с хлебом. 12.000 р.
7. Парикмахерская «Гюстав». Арбат 19. Дамский и мужской зал. Большой выбор волос, изделий. Маникюр, строгая гигиена.
8. «Абрамцево», Кузнецкий мост 12. Мацолина. Стильная мебель. Художественная арматура.
9. После театра до 11 ч. веч. зайдите в магазин «Эстома». Угол Тверской и Камергерского пер. Закуски, фрукты, конфеты, пирожные-булки.
И так далее в том же роде. Но читатель не проймется такими новостями, а скажет «Жомини да Жомини, а об водке ни полслова». Могу его утешить: были уж мои знакомые в ресторанах и видели, что там не только 12 и 14-градусные вина распивают, но и водку подают прямо на стол, в графинах, холодненькую «как встарь». Цены, конечно, колоссальные, ибо спирт «котируется» в последнее время 400.000 р. за бут. Значит, зайти в эдакий шикарный ресторан, где и струнный оркестр, и метрдотель, и всякая гастрономия, — надо иметь в кошельке что-нибудь не меньше полмиллиона. Спрашивается: кто же пользуется такими благами жизни? Хозяин положения, т. е. коммунист? Но ведь абсурд — такой коммунист не коммунист, а просто жулик или преступник. Богатый купец, стало быть. Но откуда он взялся, этот купец или делец? Я отвечу на это, что называется, без долгих слов: роду он не купеческого, племени он во множестве случаев библейского. Возрастила их матушка-революция. Капиталы их скапливались не поколениями, не тяжелым трудом, с которого начинало большинство старых богатеев, они прилипли к ним так же нечаянно, как прилипает осенний лист к липкой земле или к мокрому крову какого-нибудь сарайчика. Стаж этих тружеников или коммерсантов невелик — всего с 18–19 г. Долго еще в революционных ресторанах не будет юбилейных обедов! Однако что же из всего этого выйдет?
К чему все эти оркестры, маникюры, фрукты, строгие гигиены? (Может быть, в силу того, что если пропадать, так с музыкой!)
10/23 ноября.Погода хорошая, сухая, ровная, с морозами до 6°. Иногда запорошит снег, но только для того, чтобы побелели крыши, а для санного пути такой снег далеко еще не пригоден.
«Правда» пишет, что за три месяца выполнена лишь половина работы по сбору хлеба и что за последнее время заготовка стремительно падает. «Во что бы то ни стало нужно, — пишет «Правда», — усилить продработу, а иначе будет сорван весь план восстановления хозяйства».
В описаниях празднования 7 ноября встретились и такие «сантименты». Троцкий и Ленин были в тот день на заводе «Динамо», что очень тронуло одну работницу-мамашу. Она вспомнила, что когда-то ее детей выставляли для встречи Царя у Спасских ворот, и ради такого случая она делала им специальные костюмы и, дескать, «ни к чему», так как дети, выстроенные у Спасских ворот, оставались Царем незамеченными; впрочем, их утешал учитель, который покупал им за такое разочарование на свои деньги конфеты. А теперь, говорит эта политиканствующая дама, «такие большие люди (Ленин и Троцкий) приезжают к нам запросто». Так-то оно так, но в состоянии ли теперь мамаши шить своим детям «специальные» костюмы, а учителя покупать детворе на свой счет конфеты, — это еще вопрос, а равно и недостоверно утверждение, что «большие люди» приезжают теперь куда-либо «запросто». Во-первых, они подкатывают в тех же царских автомобилях, их путь охраняют, сопровождает их целая свита и они точно так же не смогут «заметить» всех, кто выстраивается на их пути, который, кстати сказать, пробегается «большими людьми» со скоростью во всяком случае превышающей царские разъезды.
Пишут и говорят о предстоящем закрытии Большого театра. Высчитано, что содержание его обходится 2 млрд. в месяц, т. е. такая сумма, которой
Ту печку, о которой у меня было много разговоров на этих страницах в 1919 г., за излишеством продали на рынке за 400.000 р. (без труб). Вот так сумма, но что она означает в переводе на те же дрова? Не более 2/3 погонной сажени.
По сводке на 22 ноября обнаружено скрытой от обложения пашни по 26 губ. 940.478 десятин.
В газетах напечатано правительственное сообщение о прибытии из Константинополя тайно от барона Врангеля в советскую Россию генералов Слащева и Мильковского и штаб-офицеров Гильбиха, Мезерницкого и Войнаховского. Это маленькое происшествие Стеклов уже поторопился назвать «Прозрением». Это, дескать, «толчок, который приведет в движение не одну совесть. Психологически массы не только рядовых воинов, но и офицеров-белогвардейцев подготовлены, — говорит Стеклов, — к разрыву со своим мрачным прошлым.»
А по-моему, просто господа Слащев и К° не устроились за границей, проголодались и вернулись в Россию, наслышавшись, что теперь здесь все нищие сделались миллионерами (в кавычках).
Американцы своего рода!
Вышел декрет о налоге на спички. С коробки в 75 спичек 300 р.
«Известия» до сегодняшнего числа собрали в пользу голодающих 804.142.012 р. Не ахти как много, если перевернуть страничку назад и посмотреть: а сколько стоит теперь одно яичко или старая, небольшая, чугунная печка!
12/25 ноября.Все переделывается на старый лад, в силу «новой» экономической политики: за объявления в газете «Известия» взимается 50.000 р. за строчку, а с театров 35.000 р. Сама газета рассылается уже не бесплатно, а по подписке за 40.000 р. в месяц; отдельный номер — 2.000 р.
И вот это напоминает недавнее, старое: на углу Сретенки и Сухаревской площади сияет огнями кафе-ресторан, на месте бывшей там разухабистой гостиницы «Аркадия». У подъезда с вечера и до ночи стоит длинный ряд лихачей, которые, как и в дореволюционное время, развозят подгулявшие парочки по еще более веселым или интимным местам. (Надо полагать, что и таковые завелись или возобновились. Поистине, как ни гони природу, а она свое возьмет, если не через дверь, то через окно.)
В «Правде» новый Дорошевич — С. Подъячев, вкладывает в уста своего героя Трухина, «бывшего когда-то трактирщиком и лавочником», такие признания: «Ты гляди на меня: меня всего ободрали, потому буржуй я был, умел вас, чертей, обдирать, деньги с вас наживать. Беднота ободрала меня. Конфисковала все имущество, деньги отобрала, все! А гляди на меня — жив! Уметь надо дела делать. Шариком работать. Я до революции жил, и теперь живу, и опять жить буду. Политика теперь экономическая — ладно! Кооперативы — ладно! Три к носу, мы и здесь с какой хошь политикой своего не упустим! Эва у меня какой поросенок, гляди. Сумел выкормить! А у тебя? (Спрашивает он у своего собеседника, видно из кооперации «бедноты», и тот отвечает: «Где нам, до поросят ли, коли мы сами хуже свиней. Мы — не вы!») — Тот-то и оно, «мы — не вы», — продолжает Трухин. — Какова рожна еще вам надо? Чем жизнь плоха? Вы, дьяволы, сами плохи, а не жизнь. Чего вам не достает? Все ваше! Прежде ты как жил — лучше, что ли? Все одно, черт, ничего у тебя не было. Черного кобеля не вымоешь добела. Ты ждешь, чтобы я за тебя сделал, а самому лень? На людей надеешься? Я вот на людей не надеюсь, а на себя надеюсь. Я и живу, и жить буду Меня вон всего обобрали до креста, — а я ничего. За дело! Бери! Я опять найду! Я опять нужный человек. Я и не сержусь. Хвалю за это. Молодцы, товарищи! Всю сволочь работать заставили. Работай — жри! Не работай — не жри! Правильно. Бывало, я об работе и не думал. Не знал, как за соху взяться. Воз завязать. Все, бывало, люди за меня делали, а пришло время, сшибли меня, обобрали, принизили, указали свое престо. Принялся, брат, за работу. И пахать научился, и косить, и печку класть. Все, брат, постиг, а теперь, вот, небось, меня вша за спинную кость не укусит. Теперь живу опять не хуже людей. Доволен. Лучше быть нельзя. Кому как, а я, брат, нонешними порядками доволен, и правителя Ленина, Ильича, уважаю. Провидит политику — дальше ехать некуда.» Монолог Трухина кончается так: «Вот он я — гляди! Был кулак допрежь, буржуй. Обобрали всего. Капиталу решили. Думали: «готов, испекся». Ан — нет! А я — вот вон, опять на ногах, а ты как был беднота голая, так ей и подохнешь! Ну-ка, вот, выкуси! Го-го-го! Ступай к черту! Го-го-го! Вот он я — гляди!! Гр-го-го!»