Дневник москвича (1920–1924). Том 2
Шрифт:
Это уж я не знаю, по-каковски, но во всяком случае — не по-евангельски. Просто по-крыловски, ослиное лягание. А ведь в этом же журнале по другому какому-то поводу ВЦУ само напоминает о словах Божиих: «Да не отомстите дважды за едино.»
Но Господь не без милости. Кажется, началось «вавилонское столпотворение». 2-го сентября в «Известиях» господин Ив. Трегубов (говорят — толстовец) сообщает, что между архиепископом Антонином и протоиереем Красницким «произошло настолько сильное трение, что повело к почти полному разрыву», и следствием этого группа, предводимая Антонином, отмежевалась от группы «Живая Церковь» и образовала новую, под названием «Церковное возрождение». И она отошла от ВЦУ, заседающего на Троицком подворье, и организовала новое «временное
В это же время группа «Живая Церковь» постановила уволить Антонина «со всех занимаемых должностей и выслать его из Москвы». Но самое любопытное дальше. «Когда обо всем этом было сообщено представителям советской власти, то последние, придерживаясь принципа отделения Церкви от государства и невмешательства в церковные дела, заявили, что они ничего не имеют против образования других церковных обновленческих групп, и даже второго Высшего церковного управления.»
Неужто святые отцы (не Красницкий, не Антонин, а те, которые идут за тем или другим) не поймут глумления советской власти над всякими церквями, и живыми, и мертвыми, и неужели им не стыдно пред Патриархом, заточенным в темницу и, как говорят, тяжко больным. Хотя бы продолжали молиться за него, как «за болящего», за «заключенного», а то теперь на ектеньях за Патриарха совсем не молятся. Если это запрещено советской властью, то тут ничего не поделаешь, но если этими «высшими церковными управлениями», то это до такой степени отвратительно, что лучше бы ходить в храм Божий, когда там никакого попа нет: ни старого, ни живого, ни возрожденного.
Пока идет война в русской церкви, турки громят греков. Одержаны блестящие победы. Чуть ли не вся греческая армия в плену у турецкой. Но какая Турция воюет — султанская или советская, — не поймешь и не разберешь. Попробовал спросить об этом приятелей, читающих газеты от доски до доски, и знают с мое же. Оно, может, и больше знают, да только и им не хочется ни о чем говорить. Все всем осточертело, потому что нет в жизни никакой планомерности. Нет связи сегодняшнего дня со вчерашним и завтрашним. Если эта летопись — как книга с затерянными или вырванными листами, — так и сама жизнь теперешняя — валяющаяся где попало книга, испачканная, без начала, без конца, непонятная, бестолковая.
16/29 октября.Последняя неделя завершила собой длинную, невеселую, грязную осень, и со вчерашнего дня как будто подлинная, молоденькая зима со снегом, маленькой вьюгой и пятиградусным морозом. В «Известиях» иногда появляются стихотворные творения некой Марии Притыкиной. Вот, я вам доложу, поэтесса-то! Что называется, «за словом в карман не полезет»:
Эй, ты, товарищ весовщик, Твое благородие, Коего ты хера: Тут целая мера, А ты записал пуд…и т. д. («Изв.», 23.09.22 г., № 214). Ближе бы к такой словесности называться ей не Притыкиной, а «Перетыкиной».
Кемаль-паша разбил греков окончательно. Там переворот. Король Константин вынужден был отречься от престола, и новым королем объявлен его сын Георг.
По трамвайной части оказались «достижения». Линия до Петровского парка фактически удлинена до Покровского-Глебово-Стрешнево.
10 октября в газетах ликующее описание торжества по поводу выпуска из московского автомобильного советского завода первого автомобиля. Завод начат постройкой еще в 16-м году, и вот только «первая ласточка». По признанию одного из рабочих завода (почерпнутого мною из статьи В. Федоровича, «Изв.» № 228), этот автомобиль «гудит, сопит, как самовар, и тяжел,
С. И. Зимин с компанией возобновил свое оперное дело. Фирма называется так: «Свободная опера С. И. Зимина».
В Турции отрекся от престола Магомет. Как будто она теперь едина. А впрочем, что там делается, известно только Аллаху, да, может быть, Чичерину, а я ничего не могу понять.
«Известия» рассказывают, что в Москве организовалась и открыла действия новая церковная группа «Союз древнеапостольской Церкви». Ах, как противны эти новые группы! Не к возвеличению Церкви, а к сокрушению ее хлопочут умствующие попы. Это какие-то Мейерхольды, Фердинандовы, а не святые отцы.
Вот я теперь повадился на Валаамское подворье — на Второй Тверской-Ямской, — а почему? Потому что там служат по-старому, поют настоящим, старомонастырским напевом, речей не говорят, электрического освещения нет, монахи, может быть, и пьющие, и блудящие — но умеющие и читать, и петь, и крестное знамение класть. Нет у них стриженных бород, бритых шей и щек. Все как 20, 40, 100 лет тому назад. И как там легко строится длинная, трехчасовая служба, как примирительно себя чувствуешь там, и видишь кругом — церковь полна, и все понимают, что они не на концерт пришли, не на эксперимент каких-нибудь Антонинов и Красницких, а в Храм Божий!
Самое сенсационное за последние дни — падение Ллойд Джорджа. Новый премьер в Англии — Бонар Лоу. Французская печать говорит, что уход Ллойд Джорджа является победой Франции. Наша печать разразилась признаниями, что Ллойд Джордж был «блестящим парламентским деятелем», «несравненным знатоком внутренних пружин парламентской жизни», «бесподобным ловкачом, мастером, умеющим играть людьми», «превосходящим всех своих современников чутьем настроений английских обывательских масс». И т. д., и т. д.
«Могубкустромсоюз», «Укрэспедпечать», а есть и покороче в новом нашем языке. Вот, например, «Блаунаш», и это означает, что инженеры Блауберг и Нашатырь совместно завели техническую контору, и она зовется «Блаунаш». Жалко все-таки, что такая сногсшибательная фамилия, как Нашатырь, растворилась без присущего ей аромата в каком-то «Блаунаше».
После долгих переговоров с Японией и борьбы с последним белогвардейским генералом Дитерихсом красные войска Дальневосточной республики вступили во Владивосток. Конечно, по поводу этого — приказы Троцкого, речи Калинина, поздравления Ленина и разная другая помпа.
Ленин после многомесячного пребывания в больных опять появился у кормила власти. Есть декреты уже за его подписью, но публично пока еще нигде не появляется. Должно быть, приберегает эту помпу ко дню пятилетней годовщины его самодержавия.
Жизнь по-прежнему тесна, грязна, страшна, черства и тосклива, — но есть и простор, и лоск, и сытость, и разгулье, только все в каких-то нездоровых, неестественных формах. Вот хоть бы я: стал покуривать папиросы по 50.000 р. за шт., угощать на своих именинах десяток родных и друзей на сумму, может быть, миллионов 200, сооружать в своей квартире кирпичную печку за 300 млн. (положим, на «общий» заработок, т. е. мой и сына), ходить в электрический театр за 3 млн., в Малый театр за 5 или 6 млн., баловаться яблочками по 100–150 тыс. за шт., давать нищим по 100 тыс., покупать белый хлеб по 1.100.000 р. за ф., шоколад по 15 млн. р. ф., платить за бритье по 1,5 млн., проезжать на трамвае по путешествию в субботние и воскресные дни по миллиону рублей (теперь одна станция 300.000), и т. д. Но, как и прежде, зябнем, ютимся с сыном в одной небольшой комнате, ходим без калош (они, кажется, теперь 25 млн. пара), в рваных засаленных пальто или шубах, и мяса или рыбы «не вкушаем» иногда по месяцу. Попробую запечатлеть современную обывательскую жизнь позаимствованием наблюдательности от фельетонистов советских газет. Это будет во всяком случае грамотнее, да и живописней. Я лишь буду отбирать только правдивое, не увлекаясь писательскими увлечениями бытописателей — поддужных Стеклова.