Дневник мотоциклиста: Заметки о путешествии по Латинской Америке
Шрифт:
Сеньор Монтехо рассказал нам, как после основания этого антилепрологического центра по инициативе видного лепролога, доктора Пеше, именно ему было поручено организовать все, относящееся к новому заведению. Когда он приехал в Уанкараму, ему не позволили остановиться на ночь ни на одном постоялом дворе, один или двое друзей, которые у него там были, тоже отказались предоставить ему комнату, и, чувствуя приближающуюся грозу, он вынужден был укрыться в свинарнике, где и провел ночь.
Больная, о которой шла речь выше, через несколько лет после основания лепрозория вынуждена была идти туда пешком, так как никто не хотел давать ей лошадей и сопровождающего.
Угостив нас от всей души, нас отвели посмотреть новую больницу, которая строится в нескольких километрах от старой. Когда санитары спрашивали, какого мы мнения о ней, глаза у них блестели от гордости, как будто это они сами в поте лица, кирпич за кирпичом,
После двух дней пребывания в этом районе, мои приступы астмы становились все тяжелее, и мы решили покинуть эти края, чтобы попытаться предпринять более интенсивное лечение.
Приютивший нас помещик дал нам лошадей, и мы пустились в обратный путь, как всегда предводительствуемые немногословным проводником, говорившим на кечуа, который по приказу хозяина нес наш багаж. Дело в том, что богатые люди в этих краях относятся совершенно естественно к тому, что слуга, даже пеший, несет на себе весь груз во время такого рода путешествий. Дождавшись, пока первый поворот скроет нас, мы отобрали свои портфели у нашего проводника, по загадочному лицу которого было не понять, способен ли он оценить наш поступок или нет.
Вернувшись в Уанкараму, мы снова разместились в жандармерии, добиваясь грузовика, едущего на север, каковой и был предоставлен нам на следующий день. После утомительного дня, проведенного в пути, мы наконец добрались до городка Андауайлас, где я остановился в больнице — немного подлечиться.
Строго на север
После того как я провел два дня в больнице и немного оклемался, мы покинули это прибежище, уповая на милосердие наших закадычных друзей из жандармерии, которые, как всегда, сердечно приняли нас. Денег у нас оставалось так мало, что мы почти ае осмеливались прикасаться к еде, но не хотели работать, пока не доберемся до Лимы, потому что там не без основания рассчитывали устроиться на более высокооплачиваемую работу и таким образом собрать некую сумму, чтобы продолжать путь, поскольку о возвращении еще не было и речи.
Первый вечер прошел достаточно сносно, гак как младший лейтенант, человек учтивый, исполняющий обязанности начальника, пригласил нас поужинать, и мы смогли сделать кое-какие запасы на будущее, но следующие два дня нас непрестанно мучил успевшийстать нашим привычным спутником голод, а также скука, поскольку мы не могли сильно удаляться от контрольного пункта, через который в обязательном порядке проходили все шоферы, прежде чем начать или продолжить поездку.
К концу третьего дня, пятого из проведенных в Андауайласе, мы добились желаемого в виде грузовика, отправлявшегося в Айакучо. И, надо сказать, вовремя, так как Альберто резко отреагировал на то, что один из часовых избил индеанку, несшую еду своему мужу-заключенному, и эта реакция должна была показаться совершенно неуместной людям, которые смотрели на индейцев как на неодушевленные предметы, достойные только того, чтобы позволять им жить, и несколько настроила жандармов против нас.
Уже почти совсем стемнело, когда мы выехали из городка, где несколько дней провели как в заключении. Машина медленно ехала вверх по горам, высящимся вокруг северного въезда в город, и с каждой минутой становилось все холоднее. В довершение всего грозовая туча, обрушившись на нас ливнем, вымочила нас до нитки, и на этот раз нам негде было укрыться, поскольку мы находились в кузове грузовика, который вез в Лиму десять бычков, и должны были за ними присматривать вместе с индейским пареньком, который время от времени исполнял обязанности помощника шофера. Заночевали в городишке под названием Чинчерос и, поскольку холод заставил нас забыть о нашем жалком положении парий с пустыми карманами, по крайней мере прилично перекусили и выпросили кровать на двоих, естественно изливая потоки слез и жалоб, которые несколько смягчили нашего хозяина, взявшего с нас всего пять солей. Весь день мы ехали без остановки через глубокие ущелья и «пампу», как здесь называют расположенные на вершинах плоскогорья, которые приходилось постоянно пересекать в Перу, на чьей повсеместно пересеченной территории практически нет равнин, не считая лесистого района Амазонки. Объем порученной нам работы возрастал час от часу, поскольку бычки, истощив кормовую базу, которой служили рассыпанные
В какой-то момент Альберто показалось, что один из бычков рогом постоянно задевает и ранит глаз другого, и он предупредил об этом индейского парнишку, который как раз находился рядом с местом происшествия. Пожав плечами и вложив в это движение всю свою индейскую сущность, парнишка ответил: «Ну и черт с ним, чего ему там видеть?», продолжая как ни в чем не бывало завязывать узел — занятие, от которого его оторвали.
Наконец мы приехали в Айакучо, прославившийся в истории Америки решающей битвой, которую Боливар выиграл на окружающих его равнинах. Здесь практически едва ли не отсутствует освещение — общая беда всех горных перуанских городов: электрические лампочки светят в беспросветной темноте ночи слабым оранжеватым светом. Некий господин, чьим хобби было коллекционировать иностранных друзей, пригласил нас переночевать у себя и договорился с водителем грузовика, который на следующий день уезжал на север, что он нас возьмет. Так что мы смогли осмотреть только одну или две из тридцати трех церквей, расположенных в более чем ограниченной городской черте. Попрощавшись с нашим добрым другом, мы снова взяли курс строго на Лиму.
В центральном Перу
Наше путешествие продолжалось без особых перемен; время от времени удавалось перехватить что-нибудь из еды, что случалось, когда какая-нибудь сострадательная душа проникалась сочувствием к нашему бедственному положению. Но питались мы всегда скудно, и этот дефицит лишь усугубился, когда вечером нас предупредили, что дальше проехать не удастся, потому что впереди — обвал, и нам придется провести ночь в городишке под названием Анко. С утра пораньше, усевшись в грузовик, мы пустились в путь, но далеко уехать не удалось: дорогу на самом деле преградил обвал, возле которого мы и провели весь день, голодные и любопытные, наблюдая за тем, как взрывают каменные глыбы, перегородившие дорогу. Возле каждого рабочего стояло по крайней мере пять официальных мастеров-надсмотрщиков, которые делились мнениями и не упускали случая пожаловаться на работу взрывников, которые также не были образцом прилежания.
Мы попробовали перехитрить голод, искупавшись в реке, протекавшей внизу, в ов- pare, но вода в ней была ледяная, а ни я, ни Альберто особой закалкой не отличались. Наконец после уже привычных слезных жалоб некий господин преподнес нам несколько початков зеленой кукурузы, а другой — коровье сердце и легкие. Мы моментально соорудили костер, воспользовались котелком одной сеньоры и начали готовить обед, но в самый разгар этого занятия взрывники закончили расчищать дорогу, караван грузовиков пришел в движение, сеньора отняла у нас котелок, и нам пришлось есть кукурузу сырой, а мясо, которое мы так и не успели поджарить, приберечь на будущее. В довершение всех наших бед разразился жуткий ливень, превративший дорогу в опасное месиво, и это при том, что вот-вот должно было стемнеть. Сначала проехали более напористые шоферы с той стороны обвала, поскольку проехать можно было только по одному, и лишь потом — машины с нашей стороны. Мы стояли в начале длинной очереди, но тягач, помогавший преодолевать опасный участок дороги, так рванул первый грузовик, что вышла из строя дифференциальная передача, и мы снова застряли. Наконец какой-то джип с тросом впереди, ехавший нам навстречу, оттащил грузовик в сторону, и остальные смогли проехать. Машина ехала всю ночь и, как всегда, выезжала из укромных долин и продолжала подъем по холодной перуанской пампе, превратившей нашу мокрую одежду в острые, как лезвия, сосульки. Мы с Альберто оба стучали зубами от холода и сидели, положив ноги друг на друга, чтобы их, чего доброго, не свело судорогой. Голод странным образом не сосредоточился в какой-то определенной точке, а словно разлился по всему телу, что не давало нам покоя, и настроение было соответствующее.
В Уанкальо, с первыми лучами зари, нам пришлось пройти четыре мили, отделявших место, где нас высадил грузовик, от поста жандармерии — нашей очередной привычной вехи. 1 км мы купили хлеба, заварили мате и достали наши пресловутые сердце и легкие, но не успели положить их на едва прогоревшие угли, как подвернулся грузовик, едущий в Оксампампу, который предложил нас подбросить. Наш интерес поехать в это место заключался в том, что там находилась (или мы считали, что находилась) мать одного нашего аргентинского приятеля, и мы надеялись, что она поможет нам с пропитанием и одарит несколькими солями. Итак, мы выехали из Уанкальо, почти не успев осмотреть его, движимые страстным призывом наших истощенных желудков.