Дневник мотылька
Шрифт:
За ужином она оживилась. Моя боль придала ей сил. Отчаяние охватило меня. Я не буду звонить ее маме. Я устраняюсь. Весь ужин я просидела, уткнувшись в тарелку. Мне не хотелось видеть, как Люси за соседним столом болтает и смеется как ни в чем не бывало. Она чувствует облегчение, избавившись от меня. Я была лишь подружкой, которую она взяла под крыло, как подбитую птичку, из жалости, но в конце концов эта птичка стала слишком большой обузой. После нескольких глотков кофе я убежала к себе в комнату и села за стол. Дневник лежал передо мной, но я не могла писать. Я сидела и слушала, как девчонки возвращались после ужина в свои комнаты. Из коридора доносились их счастливые голоса. Кто-то смеялся.
Три года я провела здесь, и вот сейчас у меня было такое же чувство, как и в первую неделю в этой школе, когда после еды я закрывалась в своей комнате и вслушивалась в голоса девочек за дверью. Все двери были настежь, и только моя — плотно прикрыта.
Они обитали в мире, куда мне хода нет. Как бы я вообще смогла научиться походить на них? Я бы так и сидела, запертая в четырех стенах своей комнаты, день за днем, читая книги, прислушиваясь к голосам, которые то приближались, то удалялись, и мечтала бы только о папе. У нее был ключ, и она отперла мою клетку. Потому-то я и любила ее так сильно.
Я заплакала, увидев наши отражения в зеркале, потому что обе мы страшно изменились.
Я уже не та, кем была когда-то, и никто вокруг мне больше не знаком.
После отбоя
После уроков я тайком пробралась к телефону-автомату позади гардероба. Карманы у меня были набиты мелочью. Дрожащими пальцами я набрала номер. Пальцы застревали в отверстиях с цифрами. Я молила Бога, чтобы никто меня не застал. Четыре гудка, пять, наконец кто-то поднял трубку. Пауза… Я набрала воздуха и услышала хриплый голос. Этого я не ожидала. Я была уверена, что трубку возьмет ее мама. Он стоял у телефона на кухне в трусах и в майке, с багровой лоснящейся физиономией. А у его ног прыгал и лаял песик.
— Алло! Алло! Алло!
Я повесила трубку.
МАЙ
2 мая
Семь часов утра
Зачем она все время читает мне морали? Словно
Девять утра
Не могу найти подходящую ручку, чтобы записать это. Все не по руке. Вытащила свою чернильную, но она засорилась. Перо царапает бумагу, продирает насквозь. Я не могу писать достаточно быстро — трудно собраться с мыслями. Я перерыла и стол, и портфель, попробовала все ручки. Ни одна не годится.
А собираюсь я написать вот что: Люси умерла.
Она мертва уже второй день.
Теперь-то я поняла, какова моя роль в этой трагедии. Да и трагедия ли это? Может, это просто рассказ, который подошел к концу по мере моего повествования. Все равно у меня уже осталось так мало чистых страниц. Я почти закончила свой дневник. В этом и состояло мое предназначение.
Я все еще жива. В руке у меня темно-красная ручка с золотым пером — моя самая драгоценная собственность. И она движется. Это удивительно! Рука дрожит, а ручка все равно движется. Кровь продолжает струиться в моих жилах, помимо моей воли. И я дышу: вдох, выдох…
Они забрали ее тело. Ее мертвое тело. Не-жи-во-е тело. Ее мама не смогла сдержать рыданий, обнимая меня. Медсестра, доктор — все вокруг без конца спрашивали меня о том, что произошло. У Люси опять случился приступ, и на этот раз она перестала дышать. Они не нуждаются в моих объяснениях. У них есть своя обыкновенная правда. Что бы они стали делать с моей невероятной правдой?
Если бы ее мама тогда сняла трубку.
После отбоя
Когда я проходила по коридору мимо миссис Холтон, она была крайне возбуждена. Она знает, как сильно я переживаю, и это доставляет ей удовольствие. Ей нужно уладить столько всяких деталей. Она ужасно занята: необходимо побеседовать со всеми девочками, дабы успокоить их, помочь матери Люси с поминками, собрать на поминки всех нас, заказать цветы, принести из подвала чемодан Люси и прибрать ее комнату. Столько дел, столько дел!
3 мая
Я открываю урну с прахом моего отца. Из мягкого серого пепла торчат белые кости. Я горстями рассыпаю пепел. Мне не терпится от него избавиться. Ветер швыряет его нам в лицо. Прах моего отца набивается мне в рот. Он пузырится, растворяясь на языке. Ладони и рот у меня черны.
— Выбрасывай кости! — кричит мне мама.
Потеряв терпение, она вырывает у меня урну, вытаскивает длинную кость и швыряет ее в небо. Следом вторую, третью… Белоснежные кости взлетают в небеса и исчезают, описав дугу. Никогда им не долететь до земли.
Когда Люси унесли, я легла в постель и тут же уснула. Я проспала почти весь день. И спала очень крепко. Вечером я пошла вниз и поужинала. Я не плакала. Все девчонки после ужина сгрудились в кучу в общей комнате. На этот раз повисла какая-то особая тишина. Никто не знал, что сказать. Время от времени одна из девчонок принималась всхлипывать, и к ней присоединялись другие. Все поочередно начинали плакать. Я не плакала даже тогда, когда мама Люси обняла меня. Я прошептала ей на ухо:
— Кремируйте тело.
И она удивленно посмотрела на меня, а потом снова зарыдала.
Уверена, что Эрнесса тоже не плакала. «Лучшая подруга Люси»!
Я видела ее сегодня на утреннем собрании — красную и опухшую, ни дать ни взять беременная.
После полудня мы с Софией помогли маме Люси упаковать ее одежду и вещи. Ее маме нужно было чем-то себя занять, чтобы отвлечься. Прежде чем убрать в чемодан шкатулку с украшениями Люси, она открыла ее и протянула нам:
— Возьмите себе что-нибудь на память о Люси.