Дневник немецкого солдата
Шрифт:
Этого я не ожидал.
У старика тряслись руки, он плакал.
Я спросил его:
— Что еще нужно достать, доктор?
Врач взял клочок бумаги и, не произнеся ни слова, написал: морфий, сыворотка, столбнячный антитоксин, йодоформ, борная мазь, бинты…
Теперь требования на лекарства я буду заполнять сам. Отто Вайс и Густав Рейнике не всегда на месте. Я имею право заменять их в этом. Самое трудное — незаметно вынести медикаменты из перевязочной. За каждым солдатом вермахта следит множество глаз. Самое
Названия лекарств, необходимых полякам, надо запоминать наизусть. Лишние бумажки ни к чему. Пока мне это удается. Бланки требований заполняю по памяти и без ошибок. Получаю со склада все сам и то, что нужно, отношу в ателье.
Сегодня Ольга сказала мне:
— Завтра постарайтесь прийти в десять вечера. С вами хотят познакомиться люди из комитета сопротивления фашистам.
Для меня это неожиданность. Заметив мое смущение и настороженность, Ольга добавила:
— Комитет нуждается в вашей помощи. Придет и наш старый доктор.
Что это значит? О комитете Ольга заговорила впервые. И так откровенно. Люди, кажется, честные. А вдруг западня?..
Я решил посоветоваться с Густавом Рейнике.
— Со мной хотят познакомиться люди из комитета, — прямо сказал я Густаву. — Здесь существует комитет сопротивления фашистам.
Густав не удивился. Он сразу же принял решение:
— Я тоже пойду с тобой.
Вечером мы сунули в карманы по заряженному пистолету. Кроме того, каждый насыпал себе в кобуру табаку. Снарядившись таким образом, мы пошли к полякам.
После условленного стука нам открыл все тот же юноша с обожженным лицом. Он очень удивился, увидев, что я не один.
Он молча провел нас в какой-то закуток, это была кабина для проявления пленки. Там находились врач, Ольга и два незнакомца.
Их тоже удивило, что вместо одного солдата пришли двое. Незнакомцы смотрели на нас не очень-то приветливо. Я дружески протянул им руку. Они ответили на приветствие и, кажется, успокоились.
Оба были бородатые, и я не мог определить их возраст. По-немецки они знали всего несколько слов. Разговаривали сдержанно, что, впрочем, было вполне понятно. В основном говорила Ольга. Она была в курсе всех вопросов. Незнакомцев Ольга представила как руководителей групп комитета.
Рейнике — человек дела. Он сразу же спросил, много ли народу в этих группах комитета.
Ольга перевела вопрос. Незнакомец ответил уклончиво:
— Кроме десятков организованных, с нами еще десятки тысяч сочувствующих душ.
Мне понравилось это упоминание о душах. В таком деле нужна душа.
Рейнике спросил их, чем они занимались в мирное время.
— Мы рабочие, — ответил один из комитетчиков. —
— Мы тоже рабочие, — ответил Рейнике. — Я шахтер. А он — не только рабочий. Он и в концлагерях побывал.
Мы не могли долго задерживаться в ателье, и я сказал:
— Вот что, товарищи. Мы готовы помочь комитету. Говорите, что вам необходимо в первую очередь.
Один из комитетчиков ответил:
— Сегодня сюда не смог прийти один из наших товарищей. Он выполнял задание, за ним следили, гнались, он успел прыгнуть на ходу в товарный вагон, но его ранили. Сейчас он находится в развалинах одного дома, место как будто надежное. Но он потерял много крови. Ему надо помочь.
— Что же мы может сделать?
— Товарищу необходимо зашить рану на бедре, — сказал доктор. — А у меня нет ниток. Швы надо наложить сегодня же.
— Хорошо, доктор, — сказал Рейнике. — Нитки мы раздобудем сегодня.
Один из рабочих внезапно вскочил и стал о чем-то говорить, возбужденно размахивая руками. Его старый пиджак распахнулся, под ним было голое тело. Товарищ стоял с обнаженной грудью, в ярком свете фотолампы. Он был настолько худ, что, казалось, можно пересчитать его ребра. Он жестикулировал, показывал на сердце, в чем-то горячо убеждал нас, но мы не понимали ни слова, а Ольга не успевала переводить. Второй рабочий успокоил товарища, усадил его. Заговорила Ольга:
— Он хотел вам сказать, что история Польши учит, что польский народ всегда побеждает, когда борется за свою независимость. Он уже воевал против немецких захватчиков и победил. И снова победит, несмотря на огромные жертвы и величайшие трудности. Он еще сказал, что ваша помощь придает нам силы.
Мы подтвердили, что будем помогать им, и направились к выходу, как вдруг один из рабочих протянул мне руку, как мальчишка, вымаливающий сахар.
— Патроны!
Я дал ему табаку. Но он снова настойчиво повторил:
— Патроны!
Каждый патрон на учете. Рейнике, как заведующий складом обмундирования, пообещал достать им кое-что из одежды и белья. Но где взять патроны.
Мы вернулись в казарму около полуночи. Часовой развязно произнес:
— Господа унтер-офицеры хорошо погуляли!
Я не хотел с ним ссориться и ответил:
— Что ж остается делать в такой дыре?
— Вы были в баре?
— Да, — подтвердил Рейнике. — Там неплохое пиво.
— Еще бы, это же немецкое! — воскликнул часовой.
Пришлось терпеливо поддерживать болтовню.
— Нам не повезло, — сказал я. — Мы так много выпили, что не хватило денег. Вот вернулись за деньгами.
— Ну, тебе это — раз плюнуть, ты ж казначей, — сказал часовой, и наконец отвязался от нас.
Но когда через десять минут мы с Рейнике снова вышли, он попросил: