Дневник незначительного лица (Самое смешное)
Шрифт:
Вот вам, сэр, бакалейщик говорит, декохт мол весь вышел, так ему и это подойдет по два шиллинга бутылка
На это я отвечал, что мои погреба хоть и не обширны, однако же полны. К ужасу моему в эту самую минуту входит в гостиную Сара и, плюхнув перед нами бутылку виски, обернутую в грязный клок газеты, объявляет:
— Вот вам, сэр, бакалейщик говорит, декохт мол весь вышел, так ему, мол, и это подойдет по два шиллинга бутылка; и не желаете
Глава III
Мой разговор с мистером Мертоном про общество.
На сцене являются мистер и миссис Джеймс. Злосчастный вечер в театре. Опыты с эмалевой краской. Опять я удачно острю; но Туттерс и Тамм обижаются некстати. Я крашу ванну в красный цвет с самым неожиданным следствием
19 АПРЕЛЯ.
Пришел Туттерс и привел с собой своего друга Мертона, того самого, который в винной торговле. Пришел и Тамм. Мистер Мертон сразу почувствовал себя как дома, и мы с Кэрри тотчас были им очарованы и полностью разделяли все его мнения.
Он развалился в кресле и сказал:
— Вы уж принимайте меня таким, каков я есть.
И я ответил:
— Ладно — а вы уж принимайте нас, как мы есть. Мы люди скромные, не тузы какие-нибудь.
Он ответил:
— Да, это сразу видно.
И Тамм покатился со смеху; но Мертон, как истинный джентльмен, заметил Тамму:
— Кажется, вы меня поняли в несколько превратном свете. Я лишь хотел сказать, что наши обворожительные хозяин и хозяйка, стоя выше прихотей капризной моды, избрали простой, здоровый образ жизни, чем таскаться по сомнительным гостиным и жить не по средствам.
Не могу даже выразить, как меня порадовало разумное замечанье Мертона и, чтобы покончить с этой темой, я сказал:
— Откровенно говоря, мистер Мертон, мы не вращаемся в обществе потому, что этого не любим. Вдобавок же и расходы: на извозчике туда, на извозчике сюда, белые перчатки, белые галстуки и прочее, — ей-богу, игра не стоит свеч.
Мертон заметил относительно друзей:
— Мой девиз — «лучше меньше, но верных»; кстати, и к вину я это отношу: «Лучше меньше, да лучше».
Тамм сказал:
— Ну да, а иной раз «лучше подешевле, да позабористей», э, старина?
Мертон, в продолжение своей мысли, сказал, что отныне будет считать меня своим другом и запишет на мой счет дюжину своего «Локанбар-ского» виски, а поскольку я старый друг Тамма, он мне ее уступает за 36 шиллингов, себе в прямой убыток.
Он собственноручно записал мой заказ, а потом сказал, что в любое время, если мне понадобятся театральные контрамарки, пусть я ему дам знать, его имя известно во всех театрах Лондона.
20 АПРЕЛЯ.
Кэрри меня надоумила, что поскольку ее школьная подруга Энни Фуллере (ныне миссис Джеймс) с мужем на несколько дней приехали из Саттона, будет очень прилично, если мы их пригласим в театр, и не черкну ли я несколько строк мистеру Мертону, насчет контрамарок на четверых — в Итальянскую Оперу, Хеймаркет, Савой, или Лицей. С этим я и написал Мертону.
21 АПРЕЛЯ.
Получил ответ от Мертона: он очень занят, а потому как раз в данный момент не может доставить нам контрамарки в Итальянскую оперу, Королевский Хеймаркет, Савой или Королевский Лицей, но самое лучшее, что сейчас дают в Лондоне, это «Серые Кусты»
23 АПРЕЛЯ.
Мистер и миссис Джеймс (мисс Фуллере, иным словом) зашли слегка подкрепиться, и мы отправились прямиком в Театр Мелодрамы. Сели в автобус, который нас довез до Кингс-кросс, а потом пересели в другой и доехали до таверны «Ангел». Мистер Джеймс всякий раз платил за всех, и слушать не хотел возражений, ссылаясь на то, что я ведь заплатил за театральные билеты и этого вполне довольно.
Мы прибыли к театру, куда как ни странно направлялись, по-видимому, все ехавшие в автобусе, кроме одной старухи с корзиной. Я иду вперед и предъявляю билеты. Билетер их осматривает, кричит:
— Мистер Уиллоули! Что вы на это скажете? — и сует ему мои билеты. Этот господин вертит их в руках и спрашивает:
— Кто вам это дал?
Я отвечаю, с некоторым раздражением:
— Мистер Мертон, разумеется.
Он спрашивает:
— Мертон? Кто таков?
Я отвечаю, не без вызова:
— Вам следовало бы знать, это имя известно во всех театрах Лондона.
Он мне на это:
— Да? Скажите! Но не в нашем. Билеты эти, во-первых, без всякой даты, и отпечатаны в конторе Свина, давно переменившей владельца.
Я имел с этим джентльменом пренеприятнейшее объяснение, покуда Джеймс, поднявшийся наверх с дамами, не крикнул мне:
— Ну идем же!
Я поднялся вслед за ними, и весьма учтивый служитель шепнул:
— Сюда пожалуйте, четвертая ложа.
Я спросил у Джеймса:
— Боже мой, но как вам это удалось?
И к ужасу моему он ответил:
— Очень просто, я купил билеты.
Это было так унизительно, я почти не в силах был следить за ходом пьесы, однако же мне было суждено унижение еще более горькое. Я наклонился над краем ложи, и мой галстук — черная бабочка, прикрепленная к запонке с помощью новейшего патентованного средства, — порхнула вниз, в партер. Какой-то пентюх, не глядя, куда идет, притопнул мою бабочку и долго так стоял, покуда ее не обнаружил. И тут он ее пнул ногой и с презрением — ногой, ногой — затолкал под ближайшее кресло. Из-за этих неприятностей с бабочкой и с билетами я себя чувствовал решительно не в своей тарелке. Мистер Джеймс из Саттона был весьма любезен. Он сказал:
— Не беспокойтесь, никто ничего не заметит — при вашей-то бороде. Только ради этого, на мой взгляд, и стоит отпускать бороду.
Замечание, надо признать, не совсем уместное, поскольку Кэрри очень гордится моей бородой.
Дабы утаить отсутствие бабочки, принужден был весь остаток вечера прижимать подбородок к груди, вследствие чего у меня разболелась шея.
24 АПРЕЛЯ.
Всю ночь глаз не сомкнул, все думал о том, как мистер и миссис Джеймс приехали вчера из глуши, чтобы сходить в театр, и ему пришлось платить за отдельную ложу, ибо наши билеты оказались недействительны; да и пьеса была дрянь. Я написал сатирическое письмо Мертону, этому виноторговцу, который нам выдал контрамарки. Я между прочим написал: «Учитывая, что наши места стоили нам денег, нам стоило усилий оценить представление». По-моему, такая строчка бьет не в бровь, а в глаз, и я спросил у Кэрри, где в слове искусство два эс, в конце или в начале, и она сказала: «В начале». Потом уже, когда отослал письмо, я посмотрел в словарь, и оказалось, что в конце. Был ужасно раздосадован.