Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens
Шрифт:
«Как же мне до вас достучаться-то, люди», – видимо, эта мысль, мешавшая мне, появилась вместе с безумным полицейским на экране. Впрочем, и она вдруг стремительно умчалась прочь, как залетевшая в форточку оса. Я уснул…
«…голова игуан покрыта обычно многочисленными, неправильной формы щитками. Спина же одета чрезвычайно разнообразной по виду чешуёй, нередко преобразованной в различного рода роговые шипы, зубцы, бугорки и другие подобные образования. У многих видов на теле развиваются также разнообразные, часто весьма причудливые по форме кожные выросты
Я вздрогнул и судорожно раскрыл глаза. Взгляд мой упёрся во включённый телевизор, в котором сидел Дроздов и традиционно вкрадчивым голосом рассказывал про игуану, лежавшую у него на руках. Какого чёрта? Я точно помнил, что выключил ящик. Пощупав рукой вокруг себя в поисках пульта, нашёл его под подушкой. Наверное, повернулся неудачно и лёг головой на пульт. Придурок. Весь сон себе сломал. Я подошёл к телевизору и нажал кнопку на панели, чтобы наверняка. Тем не менее сон сломан. Я двигаю на кухню, закуриваю, лезу в холодильник за виски, размышляя, какой дурак поставил в вечернюю сетку программу «В мире животных». У нас что, все вдруг стали поклонниками рептилий? Или новостей не осталось, и решили сделать что-то типа «Спокойной ночи, чуваки!» с Дроздовым в роли няни?
Что делать, такие уж мы, медийщики, странные люди. Вместо того чтобы думать, как уснуть, думаем, кто верстал эфир. Реально, при таком раскладе последнее, о чём подумаешь, отходя в мир иной, – сколько приедет камер на панихиду. Вопрос, приедут ли вообще, как вы понимаете, не стоит. Такие уж мы тщеславные твари.
Я возвращаюсь в спальню, всё ещё думая о новой сетке вещания. Интересно, какой это канал? Снова включаю ящик и сажусь на кровати. Дроздов продолжает наглаживать игуану, глядя на меня:
«…Для поведения игуан чрезвычайно характерно своеобразное покачивание головой сверху вниз, производимое обычно при возбуждении, например во время схваток самцов друг с другом, при охране участка, встрече с врагом или при получении важной информации. Совсем как люди. Правда, Антон?»
Я аж подпрыгнул. Приехали, граждане технологи! Надо больше отдыхать. С таким режимом не то что не научишься управлять аудиторией, а запросто с собственным пультом не справишься…
– А зачем с ним справляться? – услышал я в ответ.
– Вот и всё. Блестящая карьера технолога закончилась, так и не успев набрать рост. Это диагноз. Начал говорить с телевизором, – размышляю я вслух.
– Нет ничего страшного в том, чтобы поговорить с умным собеседником. Куда ты рвёшься, малыш? – Дроздов притянул к себе игуану. – Он ещё маленький. Но жутко любознательный.
Так. Главное спокойствие. Я понимаю, что говорю с телевизором, следовательно, отдаю себе отчёт в том, что делаю. Следовательно… так… что следовательно? Следовательно, я ещё не до конца сошёл с ума. Не исключено, что я ещё сплю.
– Мы все, в каком-то смысле спим, Антон. Пока нас не разбудят, либо пока мы не научимся управлять своими снами. Или просто
– Очень хотелось бы допустить…
– Ну так и спи. А я тебе про игуан расскажу…
– Ага. Давай.
Господи, пусть всё-таки это будет сон, а?
– Слушай. Одной из наиболее обычных и широко распространённых групп игуан являются многочисленные виды рода Anolis. У большинства из них треугольная, расширенная сзади голова. Стройное, умеренно сжатое с боков туловище с четырьмя хорошо развитыми лапами, из которых задние…
– Ну и хули? Нафига мне эти игуаны?
– Антон, у тебя случайно не треугольная, расширенная сзади голова?
– Я уж и сам не знаю, есть ли у меня голова. Заканчивай бодягу, спать хочу.
– А раз не знаешь, сиди и слушай. Тебе интересные вещи рассказывают, а ты ещё и материшься. Некрасиво.
Ну что, видимо, я реально сбрендил. Поздно кривляться, придётся пройти весь этот бред до конца.
– Извините, я не хотел вас обидеть, – говорю я и тянусь за новой сигаретой.
– Прощаю, я не злой. Так вот. Задние лапы у них заметно длиннее передних, и длинный, постепенно утончающийся хвост… Игуаны своенравные существа, привыкшие к определённой среде обитания. Как этот красавчик Анолис. Он тебе нравится, Антон?
– Безумно.
– И мне тоже. Его Гоша зовут. Гоша, познакомься с Антоном.
То ли Дроздов ущипнул ящерицу, то ли она тоже была разумна, но факт остаётся фактом. Игуана слегка повернула голову и выпучила на меня глазищи.
За спиной Дроздова в этот момент зажёгся большой экран с картинкой морского побережья. У самой воды лежали камни, на которых грелись три довольно большие ящерицы.
– Игуаны живут по берегам водоёмов, хотя встречаются и древесные виды, – продолжал он. – Посмотрим на них в привычной среде обитания.
С этими словами он отпустил игуану на пол, а сам шагнул в экран.
– Самки игуан очень любят нежиться под лучами тропического солнца. Солнце – самое лучшее, что может быть, в их понимании. В жаркую июньскую погоду они спариваются с самцами и затем откладывают яйца. В неволе этого добиться очень сложно. Как ты думаешь, Антон, что может заставить самочек игуан изменить привычной среде обитания в пользу московской студии?
– А зачем это нужно? Им, по-моему, и так неплохо.
– Им это совершенно не нужно, но, допустим, это нужно нам. Чтобы они плодились не под солнцем тропиков, а в морозной Москве.
– Какая же дура игуана соскочит с этой Ривьеры к тебе в Останкино? – ухмыльнулся я.
– Значит, надо объяснить игуане, чем тропическое солнце хуже нашей студии, не так ли?
В этот момент у меня заломило в висках. Мне вспомнились слова Вербицкого: «Можно доказать, что солнце вреднее луны, равно как и наоборот». Я подошёл вплотную к экрану: