Дневник памяти

Спаркс Николас

– Спасибо, – улыбнулась в ответ Элли. – Я вам очень обязана.

Через две минуты она уже ехала к Ною, наслаждаясь наступившим днем и выбросив из головы мысли о телефонных звонках. А ведь еще вчера волновалась бы. Интересно, что бы это значило?

Еще через четыре минуты, когда Элли уже переезжала мост, Лон позвонил в отель из зала суда.

Бегущая вода

Ной сидел в кресле-качалке и пил сладкий чай, ожидая, не зарокочет ли вдали машина. Услышав наконец звук мотора, он обогнул дом

и увидел, как автомобиль Элли карабкается вверх по склону и притормаживает там же, где вчера – под большим дубом. Клем, подбежав к машине, приветственно гавкнула и завиляла хвостом. Элли помахала из окна.

Выйдя из машины, она потрепала Клем по голове и улыбнулась подошедшему Ною. Элли показалась ему гораздо спокойнее и увереннее, чем вчера, и опять в душе возникло чувство, которое он и сам бы не смог толком описать. Не такое, как при первой встрече. Совсем новое – не воспоминание, а нечто другое, то, что за ночь стало еще сильнее и заставило его смущаться в ее присутствии.

Элли тоже двинулась навстречу, в руке у нее была небольшая сумка. Ной чуть не вздрогнул, когда она положила руку ему на талию и легонько чмокнула в щеку в знак приветствия. Потом отстранилась и весело сказала:

– Привет! И где мой сюрприз?

Ной заставил себя хоть немножко расслабиться.

– А где же «Доброе утро» или «Как спалось»?

Элли улыбнулась. Терпение никогда не входило в перечень ее добродетелей.

– Ладно! Доброе утро. Как спалось? Где мой сюрприз?

Ной прищелкнул языком и, помедлив, ответил:

– Даже не знаю, как тебе сказать…

– Что?

– Хотел отвезти тебя кое-куда, да тучи, боюсь, помешают.

– Почему?

– Гроза. Можем угодить прямо в нее. Молнии на реке очень опасны.

– Но ведь еще даже не капает! Где это место? Очень далеко?

– Около мили вверх по реке.

– И я там никогда не была?

– В это время года – нет.

Элли подумала секунду, посмотрела на небо и решила:

– Значит, плывем. Дождь так дождь.

– Точно?

– Точно.

Ной окинул взглядом тучи, которые заметно приблизились.

– Тогда выходим немедленно. Внести сумку в дом?

Элли кивнула. Ной взял сумку и поставил на стул в гостиной. Потом нашел пакет, набил его хлебом и взял с собой.

Они пошли к реке, туда, где на берегу лежало каноэ. Элли держалась чуть ближе к Ною, чем вчера.

– Что же это за место?

– Увидишь.

– Ну хоть намекни!

– Хорошо. Помнишь, как мы встречали восход солнца на реке?

– Как раз сегодня утром вспоминала. Я тогда даже расплакалась.

– По сравнению с тем, что ты увидишь сегодня, тот рассвет покажется тебе серым и будничным.

– Значит, это на самом деле чудесно.

Ной прошел еще несколько шагов, прежде чем ответить:

– Так же чудесно, как ты, Элли.

Он словно бы хотел добавить что-то еще, да не стал, и Элли просто улыбнулась в ответ. Отвернувшись, она почувствовала щекой прикосновение ветра и вдруг осознала, что дует куда крепче, чем утром.

Они остановились. Ной бросил пакет

в лодку и проверил, все ли готово, потом спустил каноэ на воду.

– А мне что делать?

– Полезай внутрь.

Элли села, и Ной оттолкнул лодку от берега. Потом ловко перешагнул с причала прямо в лодку, балансируя, чтобы не перевернуть ее. Элли восхищенно следила за ним, зная, что проделать это сложнее, чем кажется, когда смотришь на быстрые, легкие движения Ноя.

Она устроилась на носу каноэ, лицом к Ною. Он заикнулся было, что так Элли не сможет оценить чудесный вид, но она лишь покачала головой и сказала, что ей и здесь хорошо.

И не покривила душой.

Стоило повернуть голову – и она с легкостью могла видеть все окружающее, а напротив нее находился Ной – тот самый «пейзаж», на который она и приехала посмотреть. Расстегнутая рубашка открывала напрягавшиеся при каждом гребке мышцы на груди Ноя. Рукава он закатал, и натренированные ежедневной греблей мускулы рук тоже вздувались в такт движениям весла.

«Природная грация, – думала Элли. – Когда Ной гребет, в его движениях определенно есть какая-то грация. Что-то врожденное, неотъемлемое, будто кто-то из предков генетически передал ему любовь к воде. Так, должно быть, выглядели первопроходцы, исследовавшие эти, тогда еще дикие, места».

Элли не могла сравнить Ноя ни с одним из своих знакомых. Сложный и противоречивый, а вместе с тем близкий и понятный – странная, волнующая комбинация. С первого взгляда – обычный сельский парень, вернувшийся домой с войны, спроси его – он и сам по-другому о себе не скажет. Но на самом деле он сложнее, чем кажется. То ли любовь к поэзии, то ли отцовское воспитание сделали Ноя ни на кого не похожим. Впечатление такое, что он ощущает жизнь полнее, чем все окружающие, – именно это качество и привлекло когда-то Элли.

– О чем думаешь?

Элли чуть не вздрогнула – настолько неожиданно вопрос Ноя вернул ее к действительности. Она сообразила, что молчит с тех пор, как отплыли, и мысленно поблагодарила Ноя за то, что он не мешал. Какой же он тактичный!

– О хорошем, – тихо ответила Элли и по глазам Ноя поняла, что тот догадался, о ком ее мысли. Это было очень приятно, хотелось верить, что и он думал о ней.

Элли ощутила, как в душе что-то зашевелилось, точно так же, как много лет назад. Близость Ноя, его мускулистого обнаженного тела, вызвала это странное чувство. Глаза Элли на секунду затуманились, в груди потеплело, и, вспыхнув, она отвернулась, пока Ной не заметил, как краска залила ее шею и щеки.

– Далеко еще? – спросила Элли.

– Полмили или около того. Уж никак не больше.

Они помолчали.

– Здесь очень красиво, – сказала наконец Элли. – Так чисто. Так тихо. Словно в прошлое попадаешь.

– В чем-то ты права. Река вытекает из леса. Вокруг него нет ни единой фермы, вода чистая, будто хрусталь. Такая же чистая, как сотни лет назад.

Элли наклонилась к Ною:

– Скажи, а что ты запомнил из того лета?

– Все.

– А особенно?

– Ничего.