Дневник пани Ганки (Дневник любви)
Шрифт:
На «четверг» я все же не пошла. Мне конечно хотелось, но учитывая задержку в Кракове и тетю Баворовскую я имела солидное оправдание для себя и для Тадеуша. Выехала послеобеденным поездом и завтра вечером буду уже в Кринице.
Я цепенею от мысли о том, что мне надо там сделать. Как вспомню, что мне придется столкнуться лицом к лицу с той опасной женщиной — вмиг теряю всякую уверенность. Удастся ли мне перехитрить ее? Удастся ли получить это проклятое брачное свидетельство?
Хоть я и не набожная, однако в Кракове все же пожертвую толику на какой-нибудь костел, чтобы
Я не раз задумывалась над вопросами веры. Собственно говоря, я ничего не имела бы против того, чтобы быть доброй католичкой. Но на это мне просто не хватает времени. Молитвы и посещение костела, исповеди и тому подобное, если это делать основательно (а я не люблю небрежности ни в чем), отнимали бы у меня каждый день по несколько часов. Надеюсь, что Господь Бог в своем бесконечном милосердии простит мне.
Суббота
Вот я и в Кринице. «Патрия» переполнена. Хорошо, что Тото заказал мне номер. К сожалению, все большие номера уже заняты. Много знакомых. Все уверяют, что проводят время замечательно.
Первой особой, с которой я столкнулась в вестибюле «Патрии», была… мисс Элизабет Норман. Она как раз спускалась в ресторан ужинать. Уже успела загореть. Не без огорчения, должна признать, что вид она имеет привлекательный. Однако теперь я удостоверилась, что ее рыжие волосы крашеные. К рыжим женщинам загар так хорошо не пристает; зачастую они покрываются веснушками, чего я желала бы ей от всей души. Или она не помнит меня по Варшаве (мы виделись в «Бристоле» едва ли несколько раз), либо прекрасно умеет притворяться, ее зеленые глаза скользнули по мне с полным безразличием. Я уже успела узнать, что она живет на втором этаже и, по всей видимости, занимает большой номер. Это немного испортило мне настроение. Директор обещал, что как только освободится номер на третьем этаже, где пока живет какой-то богатый немец из Верхней Силезии, он переселит меня туда.
Я немного утомлена путешествием и краковскими визитами. Человек даже не знает, как много у него дальних родственников.
Все же Тото мастер на широкие жесты. Я бы сказала даже, что это произвело хорошее впечатление в отеле: в моем номере меня ждал большой букет роз. Видимо, он заказал его телеграфом.
Поужинала я у себя в номере. Теперь записываю эти несколько слов, чтобы скорее принять ванну и лечь в постель. Снизу доносятся звуки оркестра. Интересно, завязала ли и Бетти уже тут какие-то знакомства. Представляю себе, какие она имеет наряды! Но пусть знает, что и у меня есть что показать!
Суббота
Встретила Ромека. Приятно все же, когда кто-то при каждой встрече с тобой краснеет, как гимназистка. Это укрепляет веру в собственные достоинства. Я задержала сани и позвала его. Он стоял перед каким-то магазином и, обернувшись, споткнулся о сугроб на краю тротуара. Когда увидел меня, страшно смутился, что при его видной внешности просто очаровательно. Одет он был, как всегда, безупречно. Это его огромное преимущество. Терпеть не могу плохо одетых мужчин.
Ромек поцеловал мне ручку и сказал:
— Ой, я даже не подозревал, что ты в Кринице, Если бы… Он не закончил, но я спросила:
— А если бы ты знал об этом?..
Я подвинулась, освободив ему место рядом с собой. Когда лошади тронулись, он многозначительно произнес:
— Если бы я знал об этом, то не проклинал бы так своего врача за то, что он меня сюда сослал. А ты… ты здесь одна?..
— Да, Яцек сидит в Варшаве. А ты?..
— Я?.. — удивился он. — А с кем я мог бы здесь быть?
Я засмеялась.
— Ну, дорогой Ромек! Не станешь же ты меня уверять, что вечно живешь отшельником.
Он отвернулся. Все эти вопросы его ужасно смущают. Порой мне даже смешно при мысли, что этот молодой человек вообще еще не знает, что такое женщина. Правда, это может быть очень интересно. Представляю себе, как бы он повел себя при таких обстоятельствах. Все женщины оглядываются на наши сани. Я не удивляюсь. Ромек может понравиться любой. Вот потеха. Наверное, не одна его преследует. А этот бедняга защищается, как лев.
— Я не избегаю людей, — сказал Ромек наконец.
— Только противоположного пола?..
Он пристально посмотрел на меня и произнес тоном сурового приговора:
— Ты очень изменилась.
— Стала хуже?
Ромек отвернулся и чуть не с гневом сказал:
— Да.
Все это начинало меня развлекать.
— Что, плохо выгляжу?
— Я не об этом.
— Пополнела?
— Ой, нет. Ты притворяешься, что не понимаешь меня. Изменилась своим поведением… Иначе смотришь на жизнь, чем раньше, чем тогда, когда…
— Что — «когда»?
— Когда я так рассчитывал на тебя…
Это просто несчастье, какой он патетический, этот юноша! Если бы меня не прельщало его безмятежное целомудрие, я уже начала бы скучать. Интересно, как повел бы себя такой человек, если бы попал в ловкие руки той же, например, Бетти Норман. Это была бы неслыханная комедия. Она, конечно, подстраивалась бы к нему. А я слишком большая сибаритка, чтобы доставлять себе столько хлопот. Если его шокирует мое поведение, пусть терпит. Или утратит привязанность ко мне, или сумеет приспособиться к моему facon d'ёtre (Образ жизни (франц.)). В конце концов, не так уж он мне и нужен, и я могу позволить себе такой риск.
Я сказала ему:
— Мой дорогой Ромек. Я уже не та глупенькая девочка. А ты, кажется, всегда собираешься витать над облаками, собирать цветочки и играть на свирели. Это, может, и интересно в восемнадцать лет. Но подумай, что когда-нибудь, став министром или председателем, отрастив животик, ты будешь выглядеть с этой своей манерой довольно смешно.
Я чувствовала, что от моих слов его коробит. Очень похоже на то, что его поведение объясняется робостью. Хотела бы я знать, о чем он мечтает. Наверное, это полностью противоположно тому, чем он живет. Его мечты должно быть полны дерзкими любовными достижениями. Возможно, присутствует и цинизм.