Дневник помощника Президента СССР. 1991 год
Шрифт:
Горбачев потом (и неоднократно) гордился перед своими, что задал Бушу «неудобный» вопрос, который, дескать, вогнал его в смущение. А оказалось, что вопрос этот произвел совсем иное действие.
Вопрос был задан так.
"На основе той информации, которой я располагаю, — сказал М.С., — я знаю, что президент США — человек основательный, что его решения — это решения серьезного политика, а не импровизация. И на основе этих решений мы уже продвинулись к большим перспективам в нашем диалоге в области безопасности.
И в то же время создается впечатление, что мой друг президент
В этом контексте встреча с «семеркой» — удачный повод для большого разговора. Главный вопрос — об органическом включении Советского Союза в мирохозяйственные связи. Конечно, тут многое зависит прежде всего от нас самих.
И я спрашиваю: чего же ждет Джордж Буш? Если после этого ланча, на «семерке» мои коллеги будут в основном говорить мне, что, мол, нам нравится то, что вы делаете, мы это поддерживаем, но по сути дела вы должны вариться в своем котле, то я говорю: а ведь суп-то общий!
Мне вот что странно: нашлось 100 миллиардов долларов, чтобы справиться с одним региональным конфликтом (имеется в виду война в Персидском заливе), находятся деньги для других программ, а здесь речь идет о таком проекте — изменить Советский Союз, чтобы он достиг нового, иного качества, стал органической частью мировой экономики, мирового сообщества не как противодействующая сила, не как возможный источник угрозы. Это задача беспрецедентная". (Я сверил потом эту свою запись с записью переводчика. Совпали.)
За ланчем я сидел рядом с Горбачевым, т. е. почти напротив Буша. Когда М. С. произносил свой пространный вопрос, Буш на глазах багровел, взгляд темнел, он смотрел не на Горбачева, а то на меня, то на Примакова, то, оглядываясь, будто недоуменно вопрошал своих — Бейкера, Скоукрофта. Перестал есть, задвигал желваками.
Мне стало не по себе. Хорошо запомнил, какие мысли лезли в голову: «Чего ты хочешь от американца?! Ты этот вопрос ему задавал три раза. И в конце концов — была Мальта, был твой визит в Вашингтон, там был Кэмп-Дэвид, где вы катались по лужайкам вдвоем в портативном автомобильчике по очереди за рулем, были Хельсинки (из-за Хусейна). Тебе что, недостаточно доказательств, чего данный президент США хочет и может (в своих обстоятельствах) в отношении нас?! И опять же, если бы не Буш, не был бы ты сейчас здесь на „семерке“. Зачем ты позволяешь себе такую бессмысленную бестактность?»
Вопрос был задан в контексте длинного выступления Горбачева — он объяснял ситуацию в стране и т. д., но после вопроса никого это уже не интересовало: американцы ели и перешептывались между собой.
Кончил Горбачев. Пауза. Заговорил Буш, сдержанно, подавляя раздражение:
"Видимо, я недостаточно убедительно излагаю свою политику, если возникают сомнения относительно того, каким мы хотим видеть Советский Союз. Я бы мог понять, если бы возник вопрос о том, что могли бы сделать Соединенные Штаты, чтобы помочь Советскому Союзу. Но если на обсуждение опять поставлен вопрос
Мы хотим, чтобы Советский Союз был демократической, рыночной страной, динамично интегрированной в западную экономику.
Наконец, — пусть не покажется, что я вмешиваюсь в ваши внутренние дела, но я говорю это в связи с экономикой — Советский Союз, в котором успешно решены проблемы между Центром и республиками. Это принципиально важно для притока частных капиталовложений.
Итак: первое — демократия, второе — рынок, третье — федерация…"
Горбачев, по-моему, тогда не понял, что ему был «дан отпор» (употребляя советский термин).
Время поджимало. Ланч закончен. Оба президента только с переводчиками удалились на минутку в соседнюю комнату, о чем я уже упоминал. Американцы все вместе проводили нас вниз к машинам.
Так что, реагируя на «информацию», которую довел до меня М. С., я понимал, в чем дело. Тогда за ланчем М. С. оставил впечатление человека, который своей словесной агрессивностью пытается прикрыть неуверенность, растерянность перед лицом ситуации в стране. И американцы это усекли.
Горбачев перевел разговор на… Мицотакиса. Потом сказал, что примет американского генерала Пауэлла — завтра в 10.15. Вечером позвонил и велел написать ему текст для выступления перед секретарями обкомов и членами ЦК — об итогах «семерки».
Завтра будет их «убеждать». Три четверти из них, наверное, ненавидят его — в духе сегодняшнего призыва к согражданам, опубликованного в «Советской России». Кликушеский вопль, смысл которого — гнать Горбачева и К¤, пока совсем не загубил Россию. Подписано: Бондарев, Варенников, Громов, Зыкина, Распутин, Зюганов, Проханов, Клыков (скульптор), еще кто-то. Опять большинство тех, кого он ласкал и улещивал, ублажал и «привлекал». Еще одна позиция предателей. Видит? Видит. Но почему тогда хотя бы двух генералов — Варенникова и Громова — завтра же не отправить в отставку?! Нет, не сделает.
Митька в письме из Копенгагена бабушке пишет: лучше жить в голодной Москве, чем в сытом Копенгагене. Дания — самый скучный уголок рая. Читает «Войну и мир». Впечатление: «Лев Николаевич — самый великий»… и т. п. избранные мысли. Спрашивает, не отобрали ли у нас уже Успенку?!
25 июля
Сегодня Пленум… Выхожу из подъезда своего дома. Навстречу Шапошников, мой бывший коллега по Международному отделу ЦК, тоже зам. Пономарева. Несет в руках коньяк и консервы. Спрашивает: «Что будет с партией?» — «Развалится, наверное», — отвечаю я. «Ну, вы даете!!»
После телефонного разговора с Колем (о Кенигсберге) М. С. задержал меня в кабинете. Подключил селектор на Прокофьева (секретаря МГК). Разговор идет об указе Ельцина (департизация). Прокофьев ему: «Значит, мы переходим на территориальный принцип партработы».
М. С.: «Я уже получил 100 телеграмм. Секретари обкомов требуют издать указ, отменяющий указ Ельцина».
Я вмешался: «Не надо этого делать… Указ не сработает. А ново-огаревская тенденция будет сорвана. И ваш престиж пойдет опять на понижение».