Дневник посла
Шрифт:
Император встречает меня со свойственной ему приветливостью, радушно и немного застенчиво.
Комната, где происходит прием, очень небольших размеров, в одно окно. Меблировка спокойная и скромная: кресла темной кожи, диван, покрытый персидским ковром, письменный стол с ровно задвинутыми ящиками, другой стол, заваленный картами, книжный шкаф, на котором портреты, бюсты, семейные сувениры.
Император, по своему обыкновению, запинается на первых фразах – при словах вежливости и личного внимания, но скоро он говорит уже тверже:
– Прежде всего сядемте и устроимся поудобнее, потому что я вас задержу надолго. Возьмите это кресло, пожалуйста.
Он зажег папиросу и, предложив мне огня, сразу приступил к делу:
– За эти три месяца, что я вас не видал, совершились великие события. Чудесные французские войска и моя дорогая армия дали такие доказательства своей доблести, что победа уже не может от нас ускользнуть. Конечно, я не строю никаких иллюзий относительно тех испытаний и жертв, которых еще потребует от нас война. Но уже сейчас мы имеем право, мы даже обязаны посоветоваться друг с другом о том, что бы мы стали делать, если бы Австрия и Германия запросили у нас мира. Заметьте, что, действительно, для Германии было бы очень выгодно вступить в переговоры, пока военная сила еще грозна. Что же касается Австрии, то разве она уже не истощена вконец? Итак, что же мы стали бы делать, если б Германия и Австрия запросили у нас мира?
– Вопрос первостепенной важности, – сказал я, – знать, сможем ли мы договариваться о мире, или придется диктовать его нашим врагам. Какова бы ни была наша умеренность, мы, очевидно, должны будем потребовать у этих империй таких гарантий и таких возмещений, на которые они никогда не согласятся, если только не будут принуждены просить пощады.
– Это и мое убеждение. Мы должны будем диктовать мир, и я решил продолжать войну, пока германские державы не будут раздавлены. Но я решительно настаиваю, чтобы условия этого мира были выработаны нами тремя – Францией, Англией и Россией, только нами одними. Следовательно, не нужно конгрессов, не нужно посредничеств. Позже, когда настанет час, мы продиктуем Германии и Австрии нашу волю.
– Как, ваше величество, представляете вы себе общие основания мира?
После минутного раздумья император отвечает:
– Самое главное, что мы должны установить, – это уничтожение германского милитаризма, конец того кошмара, в котором Германия нас держит вот уже больше сорока лет. Нужно отнять у германского народа всякую возможность реванша. Если мы дадим себя разжалобить, это будет новая война через немного времени. Что же касается точных условий мира, то спешу вам сказать: я одобряю заранее всё, что Франция и Англия сочтут нужным потребовать в их собственных интересах.
– Я благодарен вашему величеству за это заявление и уверен, со своей стороны, что мое правительство встретит самым сочувственным образом желания императорского правительства.
– Это меня побуждает сообщить вам мою мысль целиком. Но я буду говорить только лично за себя, потому что не хочу решать таких вопросов, не выслушав совета моих министров и генералов.
Он придвигает кресло ближе к моему, раскладывает карту Европы на столике между нами, зажигает новую папироску и продолжает еще более интимным и свободным тоном:
– Вот как, приблизительно, я представляю себе результаты, которых Россия вправе ожидать от войны и без которых мой народ не понял бы тех трудов, которые я заставил его понести. Германия должна
Так как он приостанавливается на этих словах, я прошу его объясниться. Он продолжает:
– Мысли мои еще далеко не установились. Ведь вопрос так важен… Существуют все же два вывода, к которым я всегда возвращаюсь. Первый, что турки должны быть изгнаны из Европы; второй, что Константинополь должен отныне стать нейтральным городом под международным управлением. Само собою разумеется, что магометане получили бы полную гарантию уважения к их святыням и могилам. Северная Фракия, до линии Энос – Мидия, была бы присоединена к Болгарии. Остальное, от этой линии до берега моря, исключая окрестности Константинополя, было бы отдано России.
– Итак, если я правильно понимаю вашу мысль, турки были бы заперты в Малой Азии, как во времена первых османидов, со столицей в Ангоре или в Конии. Босфор, Мраморное море и Дарданеллы составили бы западную границу Турции.
– Именно так.
– Ваше величество не обидится, если я еще прерву его, чтобы напомнить, что Франция обладает в Сирии и в Палестине драгоценным наследием исторических воспоминаний, духовных и материальных интересов. Полагаю, что ваше величество согласится на мероприятия, которые правительство Республики сочло бы необходимыми для сохранения этого наследия.
– Да, конечно.
Затем, развернув карту Балканского полуострова, он в общих чертах излагает мне, каких территориальных изменений мы, по его соображениям, должны желать на Балканах:
– Сербия присоединила бы Боснию, Герцеговину, Далмацию и северную часть Албании. Греция получила бы Южную Албанию, кроме Валоны, которая была бы предоставлена Италии. Болгария, если она будет разумно себя вести, получит от Сербии компенсацию в Македонии.
Он тщательно складывает карту Балканского полуострова и кладет ее аккуратно как раз на то же место на письменном столе, где она лежала раньше. Затем, скрестив руки и даже откинувшись в своем кресле и подняв глаза в потолок, он спрашивает меня мечтательным голосом:
– А Австро-Венгрия? Что будет с нею?
– Если победы ваших войск разовьются по ту сторону Карпат, если Италия и Румыния вступят в войну, то Австро-Венгрия едва ли не пойдет на территориальные жертвы, с которыми вынужден будет примириться Франц Иосиф. Когда австро-венгерское партнерство окажется под угрозой банкротства, то, как я себе представляю, народы, входящие в состав австро-венгерской империи, не захотят существовать и трудиться вместе, во всяком случае, на тех же условиях.
– Я тоже так считаю… когда Венгрия потеряет Трансильванию, у нее возникнут трудности в попытках удержать хорватов в подчинении. Богемия потребует по крайней мере автономии, и таким образом Австрия будет ограничена рамками своих старинных наследственных земель, включающих немецкий Тироль и округ Зальцбурга.