Дневник провинциальной дамы
Шрифт:
Роуз, которая все это время обсуждала американскую психиатрию с датским художником, спрашивает, готова ли я уже пойти домой. Выдающийся художник, который сидел напротив меня за ужином, предлагает нас подвезти, но в дело вмешиваются его друзья. Знакомый, чье имя я забыла, отводит меня в сторонку и уверяет, что Д. А. не в том состоянии, чтобы подвозить кого-то домой, и ему самому требуется сопровождающий. Мы с Роуз уезжаем на метро. Способ более прозаичный, зато надежный.
Засиживаемся до часу ночи, обсуждая представителей творческих кругов, в частности тех, кого видели и слышали сегодня вечером. Роуз предлагает мне почаще приезжать в Лондон для расширения кругозора.
9 января. Вернулась домой вчера. Робин и Мадемуазель друг с другом не разговаривают,
Кухарка выражает надежду, что я хорошо развлеклась, мол, в сельской местности слишком тихо. Ухожу, не дожидаясь, пока она скажет что-нибудь еще, но прекрасно понимая, что это не последний подобный разговор.
Пишу письмо Роуз, в котором благодарю ее и заодно объясняю, почему какое-то время не смогу расширять кругозор вне дома.
14 января. Уже не впервые наблюдаю, как банальнейшая простуда портит внешность, причем не только нос и верхнюю губу, но также волосы, цвет лица и его черты. Кухарка утверждает, что простуда обычно ходит по дому, пока не переболеют все, вот, например, у нее самой уже несколько недель болит горло, но не поднимать же шумиху из-за такого пустяка. (Вопрос: Это намек, что и я должна демонстрировать – но не демонстрирую – такую же крепость духа?) Мадемуазель говорит, мол, она надеется, что дети не подхватят от меня простуду, но утром оба чихали. У меня заканчиваются носовые платки.
16 января. У всех заканчиваются носовые платки.
17 января. Мадемуазель предлагает использовать марлю. В доме ее нет. Я говорю, что схожу и куплю. Мадемуазель предостерегает меня, что от свежего воздуха может быть пневмония. Совсем не британский подход, но возражать нет сил, да к тому же Мадемуазель вызывается пойти сама. «Madame, j’y cours» [43] . Она надевает черные лайковые перчатки, ботинки на пуговицах и с острыми носами и каблуками, шляпку с небольшим пером, черный жакет, повязывает вокруг шеи несколько шелковых платков и уходит, оставляя меня развлекать Робин и Вики, которые лежат в постелях. Через двадцать минут после ее ухода вспоминаю, что сегодня магазин закрывается раньше.
43
«Мадам, я сбeгаю» (фр.).
Поднимаюсь в детскую и предлагаю почитать лэмовские «Сказки Шекспира» [44] . Вики предпочитает «Пипа, Сквика и Уилфреда» [45] , а Робин хочет «Путешествия Гулливера». Сходимся на «Сказках братьев Гримм», хотя это так себе компромисс: едва ли повествование вполне отвечает современным идеалам. Обоих детей очень увлекает история про крайне сомнительного Персонажа, который получает состояние, славу и красавицу-принцессу с помощью лжи, насилия и коварства. Уверена, что это разрушительным образом скажется на их будущем.
44
Сказки на темы из пьес Шекспира («Шекспир для детей», 1807) написаны английским поэтом Чарльзом Лэмом (1775–1834) совместно с его сестрой Мэри Лэм (1764–1847).
45
Пип, Сквик и Уилфред (пес, пингвин и кролик) – персонажи британского комикса, который публиковался в газете «Дейли миррор» с 1919 г.
Мадемуазель еще не вернулась, но заходит Жена Нашего Викария. Спускаюсь в прихожую, чихая на ходу, и говорю, что, наверное, лучше бы ей не задерживаться. Она соглашается, что, конечно, не стоит, она всего на минутку, и пускается в длинный рассказ про ячмень на глазу у Нашего Викария. В ответ слышит от меня про кухаркино больное горло. Это ведет к обсуждению
Она справляется о самочувствии дорогих детишек и мужа. Отвечаю сообразно ситуации, и она рекомендует корицу, эфирное масло «Вапекс», полоскание горла раствором тимола и глицерина, черносмородиновый чай, луковый отвар, монашеский бальзам [46] , припарки из льняного семени и перцовый пластырь. Я чихаю и многократно ее благодарю. Она направляется к двери, но оборачивается и добавляет, что надо носить шерстяное нижнее белье, промывать нос и перед сном пить горячее молоко. Снова благодарю.
46
Монашеский бальзам – настойка бензоина, использовавшаяся в антисептических целях (при лечении ран) и как ингаляционное средство от кашля; одно из самых популярных лекарственных средств в викторианскую эпоху.
Возвращаюсь в детскую. Оказывается, Робин вытащил затычку из грелки Вики. Такое ощущение, что грелка исторгла несколько сотен галлонов теплой воды и теперь все подушки, пижамы, простыни, одеяла и матрасы насквозь мокрые. Звоню в колокольчик. Этель помогает мне поменять все белье и говорит: «Как в лазарете, да? Весь день вверх-вниз по лестнице с подносами… Столько лишней работы!»
20 января. Отвожу полностью выздоровевшего Робина обратно в школу. Спрашиваю про его успехи у директора. Тот отвечает, что новые Пристройки закончат к Пасхе, и что количество учеников так быстро растет, что, возможно, понадобится новое крыло в следующем триместре, и что, наверное, я читала его письмо в «Таймс», где он отвечает доктору Сирилу Норвуду [47] . Мысленно отмечаю, что директора школ – отдельная ветвь человечества и если бы родители помнили об этом, сэкономили бы себе кучу времени.
47
Сэр Сирил М. Норвуд (1875–1956) – английский педагог, возглавлял крупнейшие учебные заведения Англии; посвящен в рыцари за заслуги перед образованием.
Робин и я с утрированной веселостью прощаемся; плачу потом всю дорогу до станции.
22 января. За завтраком Роберт, который все это время игнорировал мое недомогание, ошарашивает меня вопросом, как там простуда. Я отвечаю, что она прошла, и он спрашивает, почему тогда я так выгляжу. Воздерживаюсь от уточняющего вопроса, потому что прекрасно знаю ответ. Жизнь кажется совершенно невыносимой, и я решаю срочно купить новую шляпку.
Привычные разногласия между мной и Банком вынуждают (тоже привычно) заложить бриллиантовый перстень двоюродной бабки, что я и делаю на обычных условиях. Владелец ломбарда в Плимуте встречает меня как старую знакомую и иронично интересуется: «Под какой фамилией записать на этот раз?»
Обхожу четыре магазина и примеряю несколько десятков шляпок. С каждым разом выгляжу все хуже – волосы растрепаннее, лицо бледнее и испуганнее. В надежде улучшить ситуацию решаю вымыть голову и сделать завивку.
Помощница парикмахера говорит, мол, какая жалость, что мои волосы тускнеют, и не думала ли я о том, чтобы их подкрасить. После долгих уговоров мне их подкрашивают, и они получаются красными.
Помощница говорит, что цвет побледнеет через «несколько дней». Я ужасно зла, но что толку. Возвращаюсь домой в старой шляпке, которая скрывает почти все волосы, и не снимаю ее, пока не приходит время переодеться, но скрыть свой позор за ужином и не надеюсь.