Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945

Приклонский Электрон Евгеньевич

Мягко вздыхая басами, играет баян... Под открытым небом выступают солисты-добровольцы. А наш курский Миша, оказывается, недурно поет! Устанет баянист — льется тихая, по-русски раздумчивая и раздольная, полная сдержанной силы, родная мелодия, звуки которой заставляют то трепетать, то сладко сжиматься сердце. Большой радиоприемник, настроенный на московскую волну, установлен на пустых снарядных ящиках здесь же, под празднично светящейся елью.

Последние сутки старого боевого года неприметно приблизились к концу. Замполит, что стоял, нахохлившись, у самого елового ствола, наблюдая за «балом», поднял вдруг руку — фары погасли, и голос из далекой столицы взволнованно поздравил

нас с наступающим Новым годом и пожелал счастья. Все торопливо бросились бежать к своим землянкам, чтобы успеть вовремя поднять «бокалы» вместе с остальными фронтами и с нашим надежным глубоким тылом. Офицерский вечер батареи — в нашей землянке. Успели: до нее рукой подать.

Здравствуй, Новый, 1945-й! Добро пожаловать к нам, на 2-й Белорусский! [491] 1945 год 1 января

Не без некоторой толкотни заняв места «по боевому расписанию», уже под звуки гимна дружно поднимаем тост за окончание войны в этом году.

Под низким потолком землянки сверкает надраенной медью и ужасно коптит рогатая многофитильная люстра, специально сооруженная для праздника из 76-миллиметровой и нескольких патронных гильз. Бесподобный светильник этот является предметом зависти всех землянок.

На столике у оконца — миниатюрная, изящная елочка. В проходе между нарами — длинный праздничный стол из поставленных на ребро снарядных ящиков, накрытых, вместо скатерти, газетами. На нем — все, что только смог ниспослать нам — из-за своей огромной перегруженности — Арес, бог войны: наш сегодняшний ужин — остывающая пшенная каша, приправленная ниточками консервированного мяса и горохом; толсто нарезанные (большому куску душа радуется) ломти ржаного хлеба; дико пересоленная колбаса, извлеченная из длинных жестяных банок («американская помощь»); раздобытые в Долобове шматки сала, головки чеснока, лука, соленые огурцы и главное — батарея разнокалиберных бутылок с «замоцным, холера ясно!» бимбером, загорающимся от спички.

В самом начале года пришли в нашу землянку, самую веселую и дружную, командир полка и Каневский, а с ними вместе и баянист. Гвардии подполковник кратко поздравил всех собравшихся с новым наступательным, как он подчеркнул, [492] годом, пожелал здоровья и удач в предстоящих ратных делах. Все весело подхватили тост и с аппетитом принялись заедать его. Сам командир наш почти не прикоснулся к угощению. Лицо его показалось мне утомленным и болезненным.

Под баян замечательно поется. И мы пели. И пили. Потом развеселившиеся ребята начали выступать каждый в своем амплуа — кто во что горазд, и все — очень хорошо. Во всяком случае, все выступления солистов были встречены с горячим одобрением.

Стали появляться гости из соседних землянок, и скоро у нас сделалось тесно и душно, так что пришлось откинуть полы обеих плащ-палаток, заменяющих двери.

Когда вошли Нил с Алексеем, майор Каневский, сидящий рядом с командиром на почетном месте, в центре, подождав, пока они не устроились среди нас на нарах, приветливо спросил через «стол»:

— Нил Тимофеевич! А помните, как мы с вами в Прибалтике воевали?

Нил мрачно кивнул и, прикрывая саркастическую усмешку рукой с зажатым в ней стаканом, незаметно подмигнул мне. Живо представив себе лицо нашего замполита, выглядывающего из-под пушки со сбитой на ухо фуражкой, я испуганным голосом вопрошаю:

— Нил Тимофеевич, как ваше самочувствие?

И тут мы все трое не выдерживаем и хохочем до слез. Никто за столом ничего не понял, а майор, отсмеявшись, предложил тост за боевую дружбу и за то, чтобы из любой передряги все присутствующие всегда выходили бы благополучно.

Веселье

длилось долго и после ухода начальства, так что спать мы улеглись лишь в четыре часа. Но отбоя сразу не получилось: комбат Фруктов с командиром машины Володькой Федоровым, сыном комполка, крепко «воодушевившись», продолжали дуэтом орать песни, да так громко и не в лад, что вывели меня из терпения. Обитатели землянки, ругаясь, стали подниматься со своих мест, и тогда оба маэстро поспешили ретироваться на свежий воздух.

Выспались сегодня отлично, потому что занятий не было. А вечером мы «правильно», как у нас говорится, отпраздновали Новый год уже всем экипажем. [493] 3 января

Работаем на машине: ввиду сильного похолодания приказано убрать аккумуляторы в аккумуляторную. Только снял один (хорошо, что второй не успел) — боевая тревога! Она закончилась переездом всего метров на сто в глубь леса. Это чтобы мы гуляли, да не загуливались. Проверяют, как мы готовы. А мы всегда готовы!

Днем была техническая конференция водителей, посвященная вопросам зимней эксплуатации техники, а вечером, когда совсем стемнело, смотрели в своем лесу, под еловой крышей, пританцовывая на морозе, кинофильм «Большая семья».

Пользуясь свободной минутой, записываю данные о своем шестом экипаже:

— командир машины (командир нашего взвода) — гвардии лейтенант Батищев Дмитрий Яковлевич, 36 лет;

— наводчик — гвардии старшина Герасименков Иван Павлович, 39 лет;

— заряжающий — гвардии рядовой Семенов Анатолий Сергеевич, мой ровесник, сибиряк, из медвежьего угла Тюменской области;

— замковый — гвардии сержант Костылев Николай Романович, уралец, родом из Верхотурского района Свердловской области, коренастый, словно литой, крепыш. Николай мне нравится не потому только, что является моим первым помощником, надежным и знающим свое дело, но и за сообразительность, добросовестность и покладистость. 4 января

Начался техосмотр. Работали весь световой день.

А вечером меня приняли на заседании партбюро полка в кандидаты ВКП(б). Все происходило очень просто, и мне было радостно и почему-то страшновато. Знакомые лица парторга, замполита, агитатора полка, моих рекомендующих и других товарищей показались мне какими-то необычными, строгими и торжественными одновременно. Голос у меня прерывался от волнения, когда нужно было отвечать на вопросы... Выслушав поздравления и поблагодарив за оказанное доверие, окрыленный, выхожу из землянки в лесную темь и долго брожу в одиночестве взад и вперед по лесной дороге, между землянками и парком боевых машин. [494] 6 января

Ходили на охоту вчетвером: наша неразлучная тройка и присоединившийся к нам Федя Буянов. Карабины нам одолжили в РТО. Решено было хоть зайчишку подстрелить: так набила оскомину бесконечная пшенка на первое и на второе.

И вот мы вчетвером очутились вне расположения полка, то есть в глубине леса. Старые сосны и ели, укутанные снегом, как белыми маскхалатами, угрюмо высятся вокруг. Сумеречно. Всезнающий Федя Сидоров уверенно ведет нас к какой-то большой поляне или вырубке, где много кустарника и где жируют косые. На ближних подступах к поляне, на намеченном Федей «рубеже развертывания», решаем разделиться и действовать парами на левом и правом флангах так, чтобы сойтись потом на противоположной опушке. Мы с Федором отправились вправо, взяв карабины на изготовку. Следы зайцев попадались действительно часто, но еще больше было следов солдатских сапог. Мы оказались не самыми первыми любителями свежей дичинки.