Дневник самоходчика
Шрифт:
У титки Ганны строгое худое лицо, малоподвижное, как это обычно бывает у людей, страдающих глухотой, и зоркие, внимательные глаза. Она энергична и стройна, несмотря на почтенный возраст, и вечно занята делом.
Дид Андрий, бывший когда-то бравым черноморским военным моряком, добродушно-лукав и, должно быть, ленив, очень любит «потравить». Он явно побаивается жены и всегда, прежде чем отпустить «соленое» моряцкое словцо, предварительно убеждается, нет ли жинки в хате, и на всякий случай понижает голос. Особенно осторожен дед стал после того, как его Ганна, возившаяся возле печи, оглянулась на наш гомерический хохот и, прочитав по движению дедовых губ что-то предосудительное, тотчас пустила в ход скалку.
Однако, невзирая на суровый нрав, тетя Ганя — добрейший человек. Она сразу же взяла нас с командиром в работу. Мы вымылись в горячей печи (так
Но вот драгоценная жидкость в маленьком глечике поставлена в печь, и титка Ганна колдует над снадобьем из горячего молока, растопленного лоя (внутреннего свиного сала) и еще из чего-то. Предварительно заставив меня до изнеможения надышаться горячим картофельным паром, домашний лекарь подносит мне стакан отвратительнейшего на вкус питья. После троекратного повторения этой процедуры голос постепенно у меня «прорезался», а кашель пропал. Слава добрым докторам!
По всему селу, в нашей хате тоже, царит большое оживление. Дид Андрий, и титка Ганна, и Галина со своей неразлучной подругой радостно обсуждают колхозные дела. Начинается сев! Дед обувает высокие сапоги, привязывает к решету старый рушник и долго подгоняет перевязь так, чтобы удобно было захватывать и разбрасывать семена. «Эх, невжэ ж у нас у колгоспи так сиялы до вийны? — вздыхает он. — Ну да ладно. Война себе войной, а хлеб на земле расти должен. На то и человек к ней приставлен».
Сеятелями сильрада назначила не кого-нибудь, а стариков, имеющих дореволюционный опыт ручного сева. Старый Бабий медлительно важен от сознания всей значительности поручения. И нам всем это очень понятно, а Ефим Егорыч даже попросился деду в подручные.
Помпотех наш что-то задумчив. Должно быть, втюрился в Галину, а она сегодня уходит пешком в Умань, куда созывают всех уцелевших во время оккупации учителей на какой-то учебный сбор.
Ходили к экипажу тридцатьчетверки. Товарищи по несчастью живут за речкой. Перейдя ее, поднимаемся по узкой крутой улочке и на самом верху бугра упираемся в тот самый «Артштурм», который не успел удрать от наших артиллеристов в день освобождения Багвы. Башня немецкой самоходки разметана взрывом. Обе хаты, слева и справа, стоят без крыш, а у правой еще и две стены обрушились, так что с улицы видна вся ее внутренность. На глиняном полу, перед печью, валяется нога в немецком солдатском ботинке и низкой брезентовой краге. «Еще четверо арийцев не добрались до своего фатерлянда, — подбил итог учитель Георгий Сехин, любящий во всем точность. — У них боезапас рванул». Вскоре мы разыскали голубовато-белую мазанку, где обосновались танкисты. Начался техсовет. У аварийного Т-34 не заводится двигатель, и было решено попробовать завести его с помощью восьми аккумуляторов. Не откладывая в долгий ящик, все отправились в поле к машинам, перетащили на тридцатьчетверку наши аккумуляторы и подсоединили их параллельно. Механик прокрутил дизель несколько раз, но тот даже не чихнул. Танкисты помогли отнести обратно тяжелые ящики с батареями и пригласили вечером к себе: горе, как они сказали, утопить. Мы не стали отнекиваться и в назначенный час явились всем экипажем. Нас ждали: гармошка весело грянула «Трех танкистов». За столом сидели дружно, травили и загибали, сплетая быль и небыль, пели песни. После какой-то по счету чарки водитель тридцатьчетверки, воодушевившись, спел новую для нас на разудалый гуляйполевский мотив из кинофильма про Пархоменко: бой был трудный и неудачный,
Сюжет песни традиционен, но концовка ее наводит на тягостные размышления…
Словом, веселились, как умели, А на душе у меня все равно как-то муторно: мы бессильны что-либо сделать для своей больной машины. При чем же здесь песня?
Яранцев рано утром отправился на своих на двоих в Умань выяснять, как он заявил перед уходом, нашу дальнейшую судьбу, но мы с Николаем подозреваем, что не только это понесло туда нашего «помпу».
Возвратился из полка на «Студебеккере» «подогретый» помпотех со старшиной Казаковым, тем самым, что угробил мне левый бортовой, когда нам пришлось в феврале буксировать к передовой сразу два грузовика со снарядами. Как раз перед приездом наших все работы на машине были уже закончены и даже снаружи блеск наведен. Яранцев привез устный приказ зампотеха полка: «Ждать буксира!» Ничего себе: дожили!
За обедом Геннадий со смехом рассказал, как в Умани, на площади, гоняют строевой учительниц, даже тех, что в летах. Наша Галина среди них выделяется завидной выправкой и, должно быть, заделалась отличником боевой и политической подготовки. Интересно, какая умная голова это придумала?
Завести двигатель не смогли, хотя потратили на это два дня, зато с досады соединили гусеницу вручную. Попотели. Хочется подвести машину к селу, чтобы была под рукой. И стыдно тащиться в полк на буксире, несмотря на то что вины в этом на тебе совсем нет.
После работы побывали с Николаем у экипажа с «Генерала Гранта». Гостеприимные хозяева обстоятельно познакомили нас с ленд-лизовской техникой. Начали с наружного осмотра танка. Он двухпушечный. Странно выглядит этот иностранец, высокий и узкий, — неуклюжая помесь танка с самоходным орудием. Его высокий корпус с вертикальными бортами — удобнейшая мишень для вражеских артиллеристов. Должно быть, в виде компенсации за этот недостаток просторные люки расположены в бортах и распахиваются, как двери. Если подобьют машину, выскочить легко. Все катки с резиновыми ободами. Танкисты с «Гранта» своеобразно «расхваливают» свою машину. Двигатель у нее дизельный. Это хорошо, хотя он и маломощный. Броня на диво вязкая: попадет в нее бронебойный снаряд — она не крошится и не поражает экипаж своими осколками, зато сам снаряд внутри разрывается. И болванка экипажу нипочем: прожжет один борт и вылетит наружу с другой стороны. Только башку или еще что в этот момент под нее не подставь. Вооружение у танка, если можно так выразиться, трехэтажное. Самая мощная, 105-миллиметровая, пушка установлена справа (по ходу) в специальной полуцилиндрической выпуклости корпуса и имеет только вертикальную наводку, а та, что установлена во вращающейся башне и служит основным оружием танка, значительно меньше калибром — всего 75 миллиметров. На главной башне — еще одна вращающаяся башенка, пулеметная.
— Вижу с этой колокольни далеко, — усмехается командир машины, — иной раз даже дальше, чем из пушки достать могу. А полюбуйтесь еще вот на это чудо! — И он показал на тупое пулеметное рыльце, торчащее из башни. — Калибрище-то какой! Но фрица из этого пулемета даже за забором из крепких досок не убьешь. Пуля с брони лишь краску сколупывает. Мы пробовали на его шкуре. — Лейтенант кивнул на своего черного «Генерала Гранта». — А наша винтовочная заметную вмятину оставляет. Вот, полюбуйтесь сами.
Затем широким жестом танкист распахивает перед нами левый бортовой люк. Залезаем внутрь машины. Там все бело — просто лаборатория, да и только! Механик-водитель восседает высоко, видит далеко. Высота его сиденья регулируется специальным рычагом. Гидравлика. Перед водителем пульт управления в виде наклонного столика с разноцветными лампочками и кнопками. Слева и справа, по бокам пульта, маленькие рычажки поворота. Управление машиной полуавтоматическое Оно, конечно, облегчает труд водителя. А если откажет в бою? Танк может описывать плавную дугу без участия тормозных лент благодаря специальному механизму поворота (планетарному). Это, пожалуй, единственное достоинство американского танка.