Дневник Саши Кашеваровой
Шрифт:
– Наверное, я кажусь тебе ужасно инфантильной, да? Вообще, я обычно о таких вещах не откровенничаю.
– Да нет, почему же, – Олег поймал мою руку поверх стола. – Знаешь, Саш, я еще в прошлый раз хотел сказать тебе… Иногда ловлю себя на таком странном ощущении…
– Каком же?
– Как будто бы ты – это я.
– Здравствуйте-приехали. – Странное чувство я испытала в тот момент: с одной стороны, мне были приятны его слова, равно как и его смущение, с другой – я была традиционно подозрительна к собственной сентиментальности и всегда поедом себя ела за подобные проявления чувств. Вот так распустишь себя и не заметишь, как окажешься в пучине
– Нет, ты не подумай ничего такого… Просто
все, что ты говоришь – об отношениях, ревности… То, как ты смотришь на мир. Это слишком похоже на меня. Как будто мысли мои читаешь
Вот я сегодня смотрел на твой профиль, когда ты слушала Сьюзан…
– И думал, что ему позавидовала бы сама Анна Ахматова?
– Ну не паясничай, – поморщился Олег. – Нет, я думал, что вдруг эта странная и даже, уж прости, несколько нелепая женщина по имени Саша и есть то, что пошляки называют «половинками»? Та женщина, которая могла бы сделать меня действительно счастливым. Другом моим могла бы стать.
Этого допустить я уже не могла.
– Так, Олег. Ты меня послушай. Сейчас мы с тобой закроем эту тему. Это будет выглядеть несколько искусственно, но лишние сто грамм виски спасут ситуацию, я это точно знаю. Мы выпьем, переживем натянутую паузу и начнем новый разговор о чем-нибудь отвлеченном. А потом поедем в отель и займемся сногсшибательным сексом. А про «половинки» и прочую сопутствующую лабуду даже не будем упоминать. Договорились?
– Поразительно, – покачал головой Олег, который в первый момент выглядел растерянным, но быстро взял себя в руки и кивком головы просигнализировал официанту. – Знаешь, я бы ответил точно так же… Если бы кто-то мне такое сказал, я бы…
– Ну неужели я неясно высказалась? Олег, я по натуре клоун, но умею быть и резкой.
– Понял, понял. – Он улыбнулся подошедшему бармену Василию: – Дорогой друг, принеси нам бутылку «Джек Дэниэлс». И какой-нибудь сок. Мы будем пировать.
1 марта
Нет, это игрушки не для взрослых девочек. Никто не спорит, любовь с ноткой мазохизма – это интересно и даже моментами вдохновляюще. Но пусть этот бесконечный кубик Рубика мусолят те, кто еще не бегал по этому колесу сансары, как ослик за морковкой. Те, кому все в новинку, кто не так циничен, кто верит, что сказки писаны с натуры.
У меня однажды был роман с женатым мужчиной. Я его любила. То есть думала, что люблю, ведь мне было всего двадцать три, а девицы моего типа очень долго путают глубокие чувства и просто сильные эмоциональные переживания. Такие, как я, проходят все круги ада – от истерической ревности до детского желания всецело обладать, – прежде чем учатся любить по-настоящему.
Мужчину звали Петр, он был красивым и нервным, и любил придумывать для нас воображаемую реальность. Будущее, которое никогда не осуществится. Он так и говорил:
– Саша, давай придумаем дом, которого у нас никогда не будет. Пусть он стоит на берегу океана и его окружает вечная весна. Чтобы ни иссушающей жары, ни душного сезона дождей. Тенерифе подойдет, например.
Сначала я включилась в игру неохотно, она казалась мне горькой и бессмысленной. Но постепенно втянулась. И мы рисовали воздушный замок вдвоем, и порой он казался намного более реальным, чем окружающие меня стены.
– И
– И старинная мебель из темного дуба.
Иногда Петр звонил мне перед сном и тихо (жена ведь в соседней комнате) говорил: «Я думаю о нашем несуществующем доме», и мне почему-то становилось тепло и спокойно, хотя на самом деле надо было психиатрическую «скорую помощь» вызывать.
О, как я любила наш несуществующий дом, с какой придирчивостью и фантазией я выбирала для него несуществующую мебель. Стоило мне закрыть глаза, и я явственно видела эти крашеные белым стены с трещинками, старинный дубовый комод, в нутре которого прячутся синеватые фарфоровые тарелочки, в апельсиновый сад выходит витражное окно, и когда в него светит солнце, по стенам разбегаются разноцветные солнечные зайчики, похожие на бусины из детского калейдоскопа. Я знала, где дощечка слегка отошла от пола, а где подтекает тяжелый медный кран, несуществующей мне нравилось гулять по этим придуманным владениям, задерживаться перед посеребренным антикварным зеркалом, чтобы увидеть в нем ту, которой я никогда не стану, счастливую, спокойную, ту, у которой все сложилось «как надо».
В какой-то момент Петр исчез из моей жизни, это было предсказуемо и некрасиво – кажется, он придумал, что у жены обнаружили онкологию, хотя на самом деле (я потом узнала от общих знакомых) она просто влезла в его мобильник, прочла наши эсэмэски и устроила ему взбучку. Петра больше не было, но несуществующий дом еще несколько лет стоял перед моими глазами, медленно бледнея. Я старалась о нем не думать, но в то же время мне казалось, что вместе с тускнеющим образом зацелованных океанским ветром каменных ступеней уходит от меня и счастье, каким я его представляла в мои двадцать три.
Как они нас выбирают?
Мне иногда кажется, что маленький мальчик, который живет в каждом взрослом мужчине, – и есть та часть личности, которая занимается сканированием встречных женщин и определением их на полочки внутреннего склада.
Кого-то он идентифицирует как Мать – ему хочется прижаться к груди, рассказать, какие все суки, и чтобы она окормила, в широчайшем смысле слова.
Кого-то – как Девчонку из Соседнего Подъезда. Такую хочется толкнуть локтем, дернуть за косичку, подложить в ее портфель дождевого червяка и бросить шоколадку в ее почтовый ящик. У меня есть подружка, классическая девчонка из соседнего двора. Они с мужем похожи на сбежавших с геометрии школьников. Однажды мы вместе были в Крыму, в мини-отеле были тонкие стены, мы занимали соседние номера, и я имела возможность убедиться, что эти двое хихикают даже во время секса.
Кого-то он воспринимает как Училку Химии – это такой гигеровский Чужой. Нечто неприятное в мятой юбке, с жесткими после химической завивки волосами, пожелтевшими от никотина пальцами, которые больно хватают за ухо и ведут в директорский кабинет, – в общем, нечто такое, что пожрет, похрустывая косточками. Таких женщин они сторонятся (а потом жалуются Маме, какие они суки, а она гладит по голове и ведет есть имбирные пряники).
Кого-то он воспринимает как Самую Красивую Одноклассницу. Которая прекрасна как эльф и недоступна как снежная вершина. Она с другой планеты, и у нее есть щипчики для ресниц, похожие на девайс из инквизиторского пыточного подвала. В них мужчины влюбляются издалека, мечтают о них, прижимаясь к телу девочки из соседнего двора.