Дневник сильной и независимой женщины
Шрифт:
Я была из бедной семьи. Из родителей у меня была мама и бабушка. Если что мне перепадало на карманные расходы, то это были жалкие монеты. Но даже их я старалась полностью не тратить. Знаете, мы жили в такое время, когда всякие сникерсы с марсами были непокорной роскошью для ребёнка. Я уж молчу о киндер-сюрпризах и сундучках с милки уэйем. У меня платье-то было одно для школы и одни колготки. И мама сильно разозлилась, когда я их порвала.
Что же касается Лики, то она была для меня эдакой неприступной крепостью. Что я только ни делала, чтобы завладеть её вниманием. Я и эти самые сникерсы покупала
В общем, она делала вид, что меня не замечает или что занята. Или, что меня раздражало больше всего, иногда говорила как будто сквозь меня.
Позже я поняла, что она не стоит моих усилий. Забила и начала заниматься обычными делами. А именно, учиться…
Старшие классы
Чтобы вы понимали, в школе все меня считали ботаном. А над ботанами все любили издеваться. Я серьёзно! Надо мной шутили даже девочки. И воспринимать их злые шуточки с годами становилось всё сложнее и сложнее. Особенно в старших классах.
А что делали мальчики… Был у меня один самый большой недруг в классе. Паша Смирнов. Его прозвали Гусём за громкий гогочущий смех. Типичный забияка. Он сидел прям за мной, и поэтому доступ ко мне у него был постоянно.
Я его больше всех ненавидела. Этот худой, длинный мальчишка с пальцами-крюками был главным подстрекателем в классе. Это он подначивал всех остальных мальчиков, чтобы те тоже меня обижали. То он просто дразнился, то дёргал за волосы, а то тыкал линейкой.
Однажды он нарочно решил сыграть в сифу на перемене. Достал где-то пыльный и вонючий мужской носок, скрутил его в жгут и начал кидаться. Парни ловили и кидали вобратку Паше. Тот выбрал момент, когда я отвлеклась и не просто швырнул в меня этим носком, а буквально размазал его по моей спине, как если бы в руках у него было говно, а не носок.
В этот раз пацаны начала указывать в меня пальцами и кричать «Фу! Женя – сифа! Женя – сифа!».
Злость и отчаяние завладели мной. Я схватила упавший на пол тот самый носок, потом повернулась к Паше и попыталась со всей дури ударить в него этой штукой. Но это, казалось, его ещё больше смешило. Каждый раз, когда ему удавалось довести меня до слёз, он дико гоготал:
– Га-га-га! Женька опять расплакалась! – дразнил он.
И все в классе заражались хохотом, как будто этот самый Гусь давал им команду «Ржать!».
Он был тем самым мальчиком, который заставлял меня к ним так брезгливо относиться.
Иногда я еле сдерживала слёзы, чтобы не расплакаться в школьном автобусе. Все свои обиды я приносила домой. Удар на себя принимала подушка.
Мама долгое время была не в курсе, что её дочку в школе гнобят и обижают. Но она была не виновата. Ведь учителя на родительских собраниях говорили лишь об отметках подопечных, да сколько ещё нужно денег на эти пресловутые шторы. А я сама всё время отвечала маме, что всё у меня в порядке.
Она ни разу не увидела как я плачу, потому что домой возвращалась тогда, когда я была в школе, а уходила уже вечером, когда
К тому моменту у меня уже появилась подружка, с которой я всем делилась. И лишь она меня всё время подбадривала. Это она научила меня краситься и (как бы смешно это сейчас ни казалось) правильно носить лифчики. Мы с ней были не разлей вода. Училась она в параллельном классе, а жила за стенкой от нас. Так случилось, что мы вместе ездили с ней на школьном автобусе, где сидели вместе.
Единственное, чего не знала Ника (так её звали), это что мне не нравятся мальчики. Нет, что они дебилы и недоумки, это она понимала. Вернее сказать, понимала, что я их такими считаю. Да и она сама прекрасно знала тех пацанов, что меня постоянно цепляли.
С Никой я научилась от них абстрагироваться, а их глупое поведение мы спихивали на типичный для подростков спермотоксикоз. Мы даже смеялись, когда Ника меня в очередной раз успокаивала и произносила это смешное для нас слово.
Если бы не Ника, я бы в школе пропала. Она мне помогла спокойно пережить пребывание в старших классах. Но одно событие однажды всё-таки смогло меня сильно вывести из колеи. И только благодаря ему я поняла, что всё-таки мне нравятся девочки.
Случилось это то ли весной, то ли в начале осени в десятом классе. Я уже точно не помню. Между сменами приходилось стоять на улице, потому что охрана внутрь не пускала, пока не прозвенит звонок с шестого урока первой смены. У каждого класса всегда был свой такой уголок, где мы все вместе тусили и ждали, когда прозвенит долгожданный звонок. У кого-то, может, было иначе, но у нас так. Девочки, как и парни, дружили с ребятами из параллельных классов. И в тот день толпа подружек из «Г» и «В» подошли к нашей компашке. Девчонки, казалось, нашли новый способ, чтобы надо мной поиздеваться, поэтому так ехидно хихикали, когда шли.
– Женька, ты такая хмурая всё время! – заявила одна из них. – Мы тут тебе подружку нашли. Она говорит, что давно по тебе сохнет. Честное слово! Она просто лесбиянка, ей девочки нравятся.
Остальные начали подтрунивать и поддакивать. «Да-да… Чес слово, лесбиянка!».
Я ответила грубо, помню. Что-то типа «Да мне срать!» и решила свалить от этих неадекватых тупых куриц (как я их про себя называла). Но они не отставали… Если честно, девочка та, действительно, была ничего. Я знала, что в неё полшколы влюблено. Я сильно сомневалась, что она-то может быть лесбиянкой. И тем более, что она хочет дружить (или встречаться) со мной, с эдаким ботаником-замухрышкой, которая в принципе ни с кем дружить не собирается. Ну кроме Ники. Ника была самым редким исключением. И вот она, сильно, как мне казалось, переигрывала, когда начала наседать:
– Ну Женечка! Ты мне очень нравишься, клянусь! Не обращай внимания на этих дур! Они ржут, потому что для них это всё шутки. Но я не шучу, я бы очень хотела, чтобы ты была моей девушкой.
Она даже пыталась мне сыпать комплименты и взять за руку. Но я-то знала, что она хочет просто поиздеваться надо мной, чтобы все остальные поржали над местным клоуном. И вот, когда я мысленно проклинала этот день и считала секунды до заветного звонка, за спинами этих куриц раздался звонкий и до боли знакомый голос.