Дневник сильной и независимой женщины
Шрифт:
– Может, вы бы помогли лучше? Они сейчас выломают эту дверь! – крикнула нам Валя.
Толпа девочек продолжала оказывать мальчикам сопротивление.
– А что мне помогать? Я уже переоделась.
Похоже физрук всё-таки появился, потому что мальчики отстали и убежали прочь. Я до сих пор не понимаю, какой им кайф доставляло ломание дверей.
– Конечно, тебе-то чего терять. – Завопила не с того ни с сего Валя. – Ты-то на все сиськи уже нагляделась!
– Валь, ты чего? – подскочила я. – Ну ведь действительно, нет смысла держать эту дверь. Они что хотели, то уже давно увидели.
– Конечно,
– А тебя это вообще не касается! – взревела Лика.
Мне казалось, что Лика в этот момент выросла в огромного грозного великана. По крайней мере, она так громко рыкнула, что я сама испугалась.
Я наспех переодела штаны и майку и подбежала к девчонкам, чтобы их разнять.
– Девочки, брейк! Валя, ты что за ересь мелешь?! Лика не лесбуха!
Валю пытались остановить другие девочки, но уже было слишком поздно. Похоже во всей этой истории несведущей была только я.
– А ты что, не в курсе? Значит, она с тобой только из жалости, расслабься! Ты думаешь, почему с Ликой никто в классе уже давно не общается. Это потому что она лесбуха. С девочками сосётся. – потом Валя повернулась в сторону Лики. – Фу, бля! А я тебя ещё подругой считала.
С этими словами Валя отступила и пошла в свой угол, чтобы тоже переодеться до конца. Если бы вы видели в этот момент лицо бедной Лики.
Я не верила в её слова. Как Лика могла быть лесбиянкой? Нет, это не мыслимо! К ней же Костя подкатывал. Если все, абсолютно все в классе об этом знали, как утверждает Валя, то они бы давно её загнобили. При чём не меньше меня. Нет, я бы стала козлом отпущения номер два. Да и не может быть такого, чтобы я одна этого не знала. Или может? Ведь мне никто в классе не рассказывал каких-либо секретов или тайн. Мне вообще в классе ничего не рассказывали. Но… Нет, такую новость вряд ли можно было не узнать. Об этом как минимум шушукались, а мальчики бы не сдержались бы, чтобы не поглумиться над Ликой. Значит, всё-таки под словом «все» Валя скорее всего подразумевала какой-то узкий круг. Возможно даже, круг своих подруг.
А что, если просто никто не хотел по какой-то причине глумиться над Ликой? Она была бывшей старостой этого класса, к тому же ещё и отличница. А что, если все, правда, знали об этом, но в открытую не говорили? Не хотели ей портить репутацию? А может, Валя не хотела, чтобы над ней глумились? Ведь она всё-таки была её лучшей подругой когда-то. И её слова были слишком весомыми, чтобы другие могли возразить.
Ах-да! Вы же не знаете самого главного! Как я могла забыть вам сказать?! Если среди мальчиков авторитетом у нас был Смирнов Пашка, то среди девочек – Валя Петрова. Нет, она не была старостой нашего класса. Она была именно авторитетом. Поэтому с Валей старались не спорить. Тогда было понятно, почему все могли знать о страшном секрете Лики, но при этом никто об этом не говорил. Валя не разрешала.
Но что её заставило сказать эту правду сейчас? Ревность? Злость? Обида, что нам поставили «пять» за урок, только потому что Лика начала играть в баскетбол с первым лохом в классе? Потому что она сломала систему? Или потому
Представляете, каково это, выслушивать, когда тебя обвиняют в гомосексуализме, да ещё при всех. Тут уже не важно, насколько это правда. Важен сам факт унижения. Вы знаете, в России даже сейчас народ нетерпимый встречается. Я молчу про нулевые. Тогда лесбиянками себя могли назвать только группа «Тату» или «Ночные снайперы». И то, они это делали ради пиара. Назваться геем или лесбиянкой для обычного школьника или школьницы было равно преступлению.
Это как выслушивать оскорбления вроде «Ты наркоман!» или «Ты алкоголик!». При этом далеко не факт, что ты что-то из этого вообще употребляешь.
В тот день я впервые увидела, как Лика плачет. А ещё я впервые прогуляла урок. А что я ещё могла сделать ради подруги?
А эти твари ещё умудрились наши вещи в сумках испортить, пока нас не было. И ещё этот Костя, козёл! Его я ненавидела даже больше, чем Пашку тогда. Когда мы вдвоём зашли в класс, где все над нами хихикали и тыкали в нас пальцем, а потом когда ещё мы подошли каждый к своим вещам, чтобы разобрать тот хаос, что они нам устроили, Костя как ни в чём ни бывало подбежал к Лике с такой ухмылочкой на лице и сказал слишком наигранно:
– Ах, Ликочка, что ж ты со мной делаешь? Я же в тебя был такой влюблённый!
Он позволил себе двумя руками облокотиться на её парту, и совершил тем самым тотальную ошибку. Через секунду все услышали глухой звук удара, после которого Костя скрутился в узел и заверещал, как покалеченный щенок. Теперь он стал шутом, над которым все засмеялись. Даже я не смогла сдержать ухмылку. Лика зарядила ему кулаком прям по яйцам. После чего, как будто не обращая на всё внимание, молча собрала свои вещи и вышла за дверь.
– Во суки! Не, ну твари конченные! – возмущалась я в полный голос. – Не, ну что мы им такого сделали, ну честно?!
Я всё ещё отказывалась верить, что Лику обвинили справедливо. Я думала, Валя это сделала из-за злости, что Лика больше с ней не дружит. Более того, она это сделала ещё потому, что Лика объявила меня своей подругой.
Мы шли с Ликой по улице к ней домой. Я написала маме смску, что буду у своей подруги уроки делать. Не бросать же мне её одну в таком состоянии. Она почти всю дорогу плакала и не могла ни слова сказать. Потом сама успокоилась понемногу и просто послала всех к чёрту. Странно, но на их проделки с вещами никак не отреагировала, молча всё собрала и пошла, как будто так и было. Возмущалась одна я.
– Оставь их! Им не понять… – наконец-то молвила Лика.
– Не, ну я не понимаю! Вот какая им, нахрен, разница?! Ну даже если ты лесбиянка! Кого это ебёт?! Ой, прости. Я обычно, не матерюсь, но тут меня прям кроет!
Я взяла Лику за запястье и повернула её так, что она оказалась ко мне лицом.
– Лика, я клянусь тебе! Я этого так не оставлю! С меня хватит! Я! Я! Я напишу заявление директору в конце концов! Пусть с ними разбирается. Ну так нельзя!
Не знаю, наверное, Лику рассмешила моя настырность или ещё что. Но по крайней мере я наконец-то заставила её улыбнуться.