Дневник смертницы. Хадижа

Ахмедова Марина

Меня больше не постигает чувство безысходности, ведь я больше не обманываю себя. Оно постигает лишь тех, кто живет этим миром, благами этой жизнью. Глупцы — они думают, что будут наслаждаться ей вечно. Они не хотят остановиться и посмотреть на то, что происходит вокруг. Люди погрязли в мелочах и даже на секунду не задумываются о том, что земная жизнь рано или поздно подходит к концу. Разве не было до нас сильнейших цивилизаций, оставивших после себя пирамиды и осколки городов, ушедших под воду? Они тоже не задумывались о конце. Тогда как и они были обычными людьми из сгустка крови и капли спермы, из глины и воды. Они забыли о том, что человек смертен. Они хотели наслаждаться благами этой жизни вечно. Но

их мечты рассыпались так же, как и мечты людей, бывших до них и пришедших им на смену. Они подошли к своему концу, не думая о Всевышнем, и оказались там, где оказаться не ждали. Все мы должны бояться приближения Судного Дня, и только страх перед Всевышнем должен определять все наши поступки.

Мой иман еще не окреп. Идти к свету нелегко. Вспоминаю, как в детстве я впервые решила пойти на родник не с чайником, а с кувшином. Нести его обратно было тяжело, холодная вода лилась мне за шиворот, я останавливалась на каждом шагу и плакала. Я пожалела, что взялась за этот кувшин. Мне казалось, что с ним на плече я никогда не осилю дорогу домой. Но я дошла. Должна дойти и сейчас.

Есть такие, кто говорит, что существует только мирская жизнь, что мы рождаемся и умираем, и нас не губит ничего, кроме времени. О, как они ошибаются! Как не правы они! Как не правы те, кто говорит, что время лечит и может заглушить боль любой утраты!!! Время, само по себе, ничего не лечит, ему не дано. Больной может болеть до конца жизни! Жена, потерявшая мужа, может испытывать горечь утраты до конца своих дней! И только Всемогущий Господь может исцелять. Жене помогает не время, а вера в то, что ее разлука с мужем — не навсегда, не навечно. Их ждет встреча в раю. Там они вечно пребудут вместе. В раю, где роскошно и шикарно. Где нет смерти и болезней, где человеку не нужен сон. Где голубое безоблачное небо и разноцветные цветы повсюду. Где все близкие твои рядом. В раю — где настолько хорошо, что я даже описать не могу, как там хорошо. Но для того чтобы оказаться там, рядом с любимыми, принявшими шахаду на своем пути, надо постоянно совершать благие деяния во славу Аллаха. Надо не роптать, не протестовать в душе, а довериться милости Всевышнего, уповать на Него, и ждать новой встречи с любимым в раю. Иншалла, там все встретимся.

Огромное удовольствие мне доставляют разговоры с моими сестрами после вечернего намаза. Патимат долгое время тоже жила в джахилии — ходила без платка и даже красила волосы, посещала дни рождения подруг и пила вино, любила смотреть телевизор. Что ей это дало? Ничего, кроме боли, которую приносят воспоминания о тех днях сегодня. Теперь всем нам нужно молиться, чтобы Аллах простил нам наше былое невежество, наш отказ от того, что он нам предписал. И все же моему иману слишком далеко до имана Патимат. Ее сын принял шахаду — был убит во время спецоперации. На том свете ей это зачтется — это ведь она родила сына, который стал шахидом на пути Аллаха.

То, что с нами со всеми случается, — это воля Всевышнего. Так Он нас ведет к свету. По-разному Он подводит нас к нему — у кого-то отнимает дом, руку или ногу, а у кого-то — близкого человека. И только Он нас может укрепить на своем пути, в конце которого нас ждет рай и соединение с теми, кого мы любим. Идя по этому пути, я все чаще вспоминаю канатоходцев, которые однажды приехали в наше село. И сравниваю себя с ними. Как тяжело идти по тонкому канату, без страховки, когда под тобой пропасть — ад, настигающий грешников. Как тяжело не оступиться и не полететь в него головой вниз. За последние месяцы я поняла, что не боюсь смерти. Я боюсь навсегда потерять близких не в этой, а в будущей жизни.

Почти все свободное время мы сидим на циновках в темной комнате на холодном полу. Комната находится

близко к земле, поэтому тут всегда темно и пахнет сыростью. Даже циновки сырые. Все мы одеты в длинные платья с закрытым горлом. Патимат — самая старшая из нас. Еще есть Ася — она чаще всех читает Коран. С первого взгляда мне не понравился тяжелый взгляд ее черных глаз. Но кто я такая, чтобы судить творение Аллаха? Если я буду ее судить, значит, буду думать, что Аллах создал ее несовершенной, а значит, и Он сам несовершенен?! Асе двадцать шесть. У нее был муж, теперь она вдова. Гюльнара моя ровесница. Аллах и ее привел сюда через смерть близких.

Сегодня, когда мы пили чай, Гюльнара снова рассказывала про своих братьев, которых забрали за то, что они носили моджахедам в лес еду. Она об этом не говорит, но мы знаем, что их пытали самыми ужасными методами. Говорят, им даже засовывали в одно место стеклянные бутылки. Потом, когда их отпустили, они ушли в лес, потому что после таких унижений ни один нормальный мужчина не захотел бы жить, и через две недели их убили омоновцы. Их тела не отдали — у родителей Гюльнары не было денег, чтобы за них заплатить. Тело шахида стоит дорого. Очень дорого по местным меркам.

Патимат вздыхала и макала в чай кусочек сахара. Клала его в рот и сосала, качая головой. Она не любит таких разговоров. Мы должны больше молиться и говорить о Всевышнем. Есть такие праведные люди, которые целыми днями не встают с колен.

— Так-то никто раньше времени не умрет, сестра, — обратилась Патимат к Гюльнаре. — Ты так не считаешь?

Гюльнара опустила зеленые глаза. Она напоминает мне кого-то из прошлой жизни.

— Жизнь короткая, — продолжила Патимат. — Что такое пятьдесят— шестьдесят лет жизни по сравнению с вечностью? Вы можете представить себе вечность? — спросила нас Патимат и сама ответила: — Я, например, не могу.

Грея холодные ладони о стакан с горячим чаем, я тоже пыталась представить себе вечность. Но как можно представить то, что не имеет конца? Так можно представлять до бесконечности. Представлять, представлять, идти в мыслях как будто по нескончаемой линии. Никто и никогда не сможет представить себе бесконечность.

Гюльнара заплакала. Она новенькая.

— Трупам ни горячо, ни холодно, — строго сказала Патимат. — Твои братья сейчас в раю, окружены заботой Всевышнего.

Раньше я тоже плакала, как Гюльнара, но теперь я об этом времени вспоминать не хочу.

— Они еще в морге говорили — урожайный день у них был, — продолжала плакать Гюльнара.

Патимат смотрела на нее с пониманием — мы тут привыкли поддерживать друг друга. Ася перебирала четки.

Я стараюсь ни о чем плохом не думать. Я не хочу даже в воспоминаниях возвращаться в прежнюю жизнь. Теперь я очистилась. Я чиста для вечности. Я сейчас живу для того, чтобы умереть и жить вечной жизнью.

— Дай Аллах им здоровья — тем, кто так говорил, — спокойно ответила Патимат. — Пусть живут долго и соберут на себя побольше грехов. На том свете ответят за все и даже сверх того.

Конечно, можно подумать, что Патимат легче всех говорить. Она теперь, хочешь не хочешь, попадет в рай — ее сын принял шахаду. Ей отдали его тело. Патимат говорила, что мертвый он улыбался. Это ли не подтверждение того, как ему теперь хорошо в раю, где вокруг него танцуют семьдесят две гурии?

— Читай Коран, — сказала Патимат Гюльнаре, и Ася начала еще быстрее перебирать четки. — На все свои вопросы ты найдешь ответы в исламе. Там ты найдешь истину и подтверждение своей веры, и не будет с тех пор ни дня, когда бы ты пожалела о том, что выбрала праведную жизнь. Никогда еще в душе моей не было такого спокойствия и комфорта, как сейчас. Как будто я сменила неудобную одежду, которая сковывала мои движения, на комфортную и удобную.