Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А

Федотов Лев Федорович

– Вы прошли там, где не следует, и поэтому я…

– Простите, – сказал вежливо старик. – Я… – он указал на свои уши, – плохо слышу… я, в общем, это… м-м-м… глухой!

Сколько ни бился милиционер, он ничего не смог поделать и так и не получил штрафные деньги. Махнув рукой, он отошел. Дядя спокойно продолжал путь! Глухого ему играть, без сомнения, помогла его старческая внешность и все та же неизменная шевелюра! Право, находчивый старик! Орел!!!

Я недолго пробыл у Жени и даже не снимал верхней одежды. Через несколько минут я уже топал обратно по переулку.

Я знал теперь, где он живет, а это была моя цель сегодняшнего посещения.

Выйдя к Фонтанке, я сейчас же посмотрел на Аничков мост. Кони его темнели по краям, и это радовало меня: ведь это Ленинград, его достопримечательность! В Москве этого не найдешь.

Я быстро дошел по Невскому до Мойки и решил дойти до дому, следуя вдоль ее русла. По ее набережной тянулись ряды деревьев… Я шел у самого барьера, смотрел на ледяную поверхность реки и напевал про себя финал первого действия «Аиды». Радостная мысль, что я в Ленинграде, все еще трепетала во мне! До сих пор я не мог еще успокоиться, и я еле-еле верил в то, что все это не химера и не иллюзия.

У Раи я застал знакомых, довольно симпатичных супругов. Оба были низенькие, она – светловолосая, а он – черноволосый. На диване вместе с Норой шумно возилась их маленькая дочка Ирма, облаченная в ослепительно белое платье. Я пришел как раз к обеду.

Рая представила меня, назвав меня не двоюродным братом, а, как она всегда любит говорить, своим племянником. Мне, конечно, все равно!

Не знаю почему, но я был не в духе и молча занял свое место.

– Что это ты так мрачно смотришь на нас? А? – спросила меня Рая.

– Да так что-то… – пробурчал я.

Обед был прекрасным! Рая раздобыла гуся, и мы имели возможность уплетать гусиную шейку с соусом.

Моня за обедом сказал нам, что завтра в Малом зале консерватории их трио будет выступать перед музыкальными кругами для показа еще несозревшей пианистки, которая будет выступать в их трио. Оказалось, что это именно ту пианистку и будут слушать, которая была у нас на репетиции вчера днем. Моня пригласил назавтра всех нас; мы все, конечно, не сопротивлялись.

Незаметно подошел вечер. Знакомые ушли, еле-еле оторвав друг от друга мирно беседующих малышей, после чего Нора сейчас же окунулась в свою постель, а мы стали ждать более позднего часа. Я, конечно, занялся своей «Аидой», а Моня решил немного попилить на виолончели.

6-ое января. Сегодня с Евгением мы решили посетить Петропавловскую крепость, так как и Рая и Моня сказали мне, что раз я не был в ней в моих предыдущих пребываниях в Ленинграде, то я не буду знать «цель жизни», если не соберусь навестить ее.

Явившийся Женька сейчас же уволок меня на улицу, так как мы хотели пораньше очутиться в застенках, к которым мы и стремились. Мы вышли во двор.

– Боже, неужели мы в Ленинграде? – проскулил я, решив выудить у Женьки признания на этот счет.

– А я уже привык, – ответил он.

– Э-э, братец, – сказал я, – я слишком долго желал сюда попасть, чтобы свыкнуться с этим так скоро.

По дороге

Евгений сказал мне, что тетя его ему сегодня напомнила о билете, чтобы не опоздать с выездом в Москву.

– Это верно, – проговорил я. – Нужно заранее о нем позаботиться.

И мы решили свернуть к Невскому, чтобы заглянуть на городскую станцию.

– Что-то мне тяжеловато делается внутри при мысли об отъезде, – признался я, качая головой.

– И мне нелегко, – изрек Женька.

Мы прошли через Мойку, мимо Казанского собора и, дойдя до торговых рядов, поднялись по широкой лестнице городской станции. Мы долго толкались внутри нее, возле касс, и, наконец, узнали, что билеты следует заказывать за четыре дня до отъезда, дабы получить их за три дня. Мы, как подлецы, хотели сначала вы ехать как можно позже, чтобы даже опоздать в школу, свалив вину на трудность при добыче билетов, но эта нечестная мысль о продлении нашего пребывания в Ленинграде была вскоре нами оставлена.

Мы решили зайти сюда послезавтра, чтобы выехать 11-го числа.

– Грешники мы с тобою! – сказал я трагически. Не успели освоиться, как уезжать пора! Вот об отъезде-то я не забывал, когда думал о Ленинграде! За что нас дурак-господь не милует?! Олух он за это! Первый подлец на небе!

Ориентируясь на золотой шпиль Адмиралтейства, мы шли по Невскому и вскоре вышли к Зимнему. Все время, в течение которого мы неслись по набережной Невы, мы любовались широкой панорамой на снежном речном поле и на крепость на том берегу. Морозы совсем пропали, и, очевидно, все последующие дни будут вполне подходящими для пребывания на улице под зимним небом.

Мы приблизились к Троицкому мосту, перед которым стоял памятник коротышке Суворову, облаченному для лести в римские доспехи [76] . Мост был открытым, но мощным, с многочисленными каменными столбами, играющими роль фонарей.

На мосту мы встретили общипанного дядьку, виновато топтавшегося возле тротуара; рядом с ним бесновался милиционер с удивительно жестокой и свирепой мордой, изъеденной оспой, который честил несчастного на все корки, проклиная и кляня его.

76

Памятник А. В. Суворову установлен по приказу императора Павла I после смерти полководца. Выполнен скульптором М. И. Козловским.

– Поперек моста, наверное, перешел дядька, – сказал Женька.

– А рожа-то у милиционера какая злобная, – заметил я. – Рад, скотина, добыче! По лицу видать, что его интересует больше не порядок в городе, а его репутация как исправного живодера, хватавшего и правого, и виноватого за шиворот!

– Бывают такие, – сказал Евгений.

– К несчастью, – добавил я. – Честных людей мало!

Чтобы попасть к стенам крепости, нам пришлось еще пройти небольшую изогнутую часть набережной, возле которой по льду реки свистели лыжами пузатые детишки, а потом пересечь по деревянному мосту небольшой приток Невы.