Дневник сумасшедшего (четвертая скрижаль завета)
Шрифт:
– Митя, ты что не видишь? Вон у него с головой чего? Слесарь он. Ему голову прессом прижало. Как выжил – непонятно. Вот мучается теперь. Взрывной. Себя не контролирует. Не задирайся. Если обозлится, пиши пропало.
Я снова посмотрел на треснутого слесарным прессом. Да, к словам Екатерины Ивановны стоит прислушаться. Хорошая женщина. Добрая.
– А этот что делает? – спросил я у санитарки, показывая на полного, с проплешиной старичка, расхаживающего по палате с платком в вытянутой руке.
– Этот? – протянула Ивановна. – Да ты с ним,
Я напрягся. Снова мне намекают, что я тут не первый раз. Конечно! Давайте-давайте!
– Мить, чё ты? Вы же с ним еще и приятелями были... Диогеном кличут. Не знаю, что за имя такое. Ненашенское. Говорит, философ... – Ивановна протянула последнее слово так, словно отрекомендовала соседского академика.
– Понятно, – сказал я. – А остальные кто?
Санитарка села ко мне на кровать и стала рассказывать:
У того окна лежит новенький, первый раз поступил. Говорит, что за ним инопланетяне прилетали. Эксперименты на нем ставили. И чего такого идиота для экспериментов выбрали, ума не приложу! Может, они и сами дураки? Как ты думаешь?.. В том углу – Остап. Остапов потому что его фамилия. А еще он жульничает постоянно. Так что ты с ним ухо востро!
Про этого я тебе сказала... Да! Вот еще один новенький. Ванька, кажется. Все про Бога говорит... Я-то сама верующая. Жалко мне его... Не понимаю, чего он лопочет. От еды отказывается. Вроде как Святым Духом питается. Не знаю, не знаю. Может, и питается, да худеет. Мы его раза три в неделю через зонд кормим, чтобы совсем коньки не отбросил.
– Ивановна, что ты тут расселась! Нашла, с кем лясы точить!
Я и не сразу понял, что произошло. Надо мной возвышалась белая глыба, ворочавшая ручищами, словно двумя большими лопатами.
– Ухожу, ухожу, Надежда Петровна, – Ивановна подскочила, как по команде, и быстро ретировалась в другую часть палаты.
За всем, что происходило дальше, она наблюдала издалека печальными, испуганными глазами. Но делала вид словно бы совсем ни при чем.
Рядом, у самого изголовья моей кровати, брякнула стойка с капельницей. Черт, они собираются пичкать меня каким-то дерьмом! Так я и думал! Черт!
Я попытался вскочить. Но грузное тело Надежды Петровны буквально припечатало меня к койке.
– Не дергайся, малец. Хуже будет, – процедила глыба сквозь ряд золотых зубов.
Но я не готов был сдаваться без боя. Пока Ивановна заговаривала мне зубы, я еще не понимал всей серьезности своего положения. Но сейчас все встало на свои места. Они меня, действительно, будут пытать. Сначала лишат воли химическими препаратами, а потом начнут зомбировать. Да, им нужна моя формула! А все остальное только для прикрытия! И про геолога, и про биолога...
Я лягнул жирное тело Надежды Петровны, вывернулся, вскочил. И уже через секунду бежал по коридору.
– Петр! – зычно позвала глыба. – Ты мне нужен!
Несколько агентов, переодетых больными, как по команде, вывалили в коридор. Они ловко сбили меня с ног, вывернули мне руки и приволокли
Я почувствовал, как игла впилась мне в место локтевого сгиба, а колба капельницы издала характерные булькающие звуки.
– Ненавижу вас! Убила б! Шизик! – угрожающе шепнула мне на ухо Надежда Пет ровна. – Ничего, сейчас узнаешь, почем фунт лиха!
Я попытался кричать, звать на помощь. Но после очередной угрозы процедурной медсестры: «Сейчас будешь у меня кляп жевать!», – решил пока судьбу не испытывать. Нужно уметь проигрывать.
Но это тактическое поражение. Тактическое! Я еще отыграюсь...
Когда вся эта публика покинула палату, мое сознание начало мерцать. Наверное, действие лекарства. Тело стало сначала ватным, а потом задубело и натянулось струной.
Веки смыкались. Я чувствовал, что проваливаюсь в небытие. Сквозь узкую щелку отяжелевших век я разглядел дедушку с проплешиной. Он подошел к моей кровати и водил вокруг своим платком.
– Что это? – спросил я.
– Это фонарь, – самоуверенно ответил дед.
– Что ты делаешь?
Ищу человека...
*******
Я проснулся ночью. тела своего не чувствую мышцы сведены. Мысли путаются. В палате темно. В коридоре свет и шум.
– А ну, строиться! Живо! – чей-то мерзкий голос выгонял людей из палат.
Топот ног и шелест тапочек по разбитой линолеумной плитке.
– Уроды, равняйсь! Смирно! Товарищ Петр, уроды для ночной поверки построены! Старший по уродам, урод Трущенко.
Что там происходит? Я сплю или действительно сошел с ума? В коридоре звучат новые команды. Теперь, кажется, начались строевые занятия: «Раз. Раз. Раз, два, три! Шире шаг. Держать равнение!»
На койках вокруг никого. Только Ванька, который «все про Бога говорит», лежит на своем месте.
– Ваня, – тихо позвал я.
Он не ответил. Я попробовал еще раз:
– Вааань... Где все?
– На поверке, – еле слышно ответил он.
– А зачем?
– Просто, – сказал Ваня и повернул ко мне голову. – Способ унижения. Так каждую ночь происходит, после врачебного обхода. Петр – он прапорщиком был. Совсем больной. Дисциплину наводит...
– И что, слушаются его? – мне как-то не верилось.
– Это личный выбор, – отозвался Ваня.
– В каком смысле?
– Люди боятся умирать – но это только половина правды. На самом деле, они ждут, что все закончится. Сами и торопят конец.
– С чего ты взял? – я напрягся. Ваня только что огласил мой план об ускорении Конца Света. Откуда он знает? Тоже агент? С виду непохож.
– Потому что сражаются. «Отношения выясняют». Кто главнее. Кто урод, а кто не урод. Выяснение отношений – лучший способ погибнуть... Воин – он самоубийца. А тут все воины. За себя сражаются, но все равно воины. Им кажется, что это ради жизни. А на самом деле, ради смерти. Воин – это такая профессия, умирать.