Дневник Толи Скворцова, путешественника и рыболова
Шрифт:
Я перестал грести, и мы медленно подплыли к скопившимся перед запанью бревнам. Их было много. Они плавали на воде вплотную друг к другу. До запани оставалось метров сто, и все пространство реки было забито здесь бревнами.
Мы попытались пробиться, но грести среди плавающих бревен было невозможно, а шест наш не доставал до дна. Провозившись напрасно минут десять, мы поняли, что так нам не пройти. Тогда мы с трудом выбрались назад, на чистую воду, и направились к берегу, где было достаточно мелко.
Оля с Виктором остались в челне, а я вылез на берег и осмотрелся. Выяснилось, что у правого берега,
Вернувшись, я с помощью Оли вынес на берег все наши вещи, вплоть до удочек и одежды. Виктор, ковыляя на одной ноге, старался нам помочь, но мы заставили его отойти в сторону и поберечь свою ногу. А сами принялись тащить пустой челн. Оля тянула его за нос, а я изо всех сил толкал в корму.
Поначалу дело шло довольно успешно. Но чем ближе мы пробирались к запани, тем больше было бревен, тем труднее было отводить их в сторону. Они, как живые, сами лезли навстречу челну, пихали его в борта, били нас по ногам, отжимали к берегу. Едва оттолкнешь одно, как на его место тотчас лезет другое, такое же нахальное, скользкое и увертливое.
Мы выпачкались с головы до ног, устали, но все же упорно продолжали продвигаться к запани. Ветки ивняка царапали нам спины, слепни и комары кусали немилосердно, а мы все барахтались в воде, отвоевывая у бревен метр за метром.
Оля, видимо, поняла, что я скорее умру, чем признаюсь в усталости, и поэтому сама предложила немного передохнуть. Мы выбрались на берег. Здесь, на ветерке, слепней и комаров не было, и мы блаженствовали, лежа на расстеленных Виктором одеялах. А он тем временем перевязывал себе ногу.
— Ты что? — подозрительно спросил я. — Все равно мы в воду тебя не пустим. И не думай!
Виктор невозмутимо продолжал свое дело. Он надел на забинтованную ногу полиэтиленовый мешок и поверх него шерстяной носок.
— Ну вот. Так будет ладно. Пошли, пора за работу!
— Никуда ты не пойдешь, — возразила Оля. — Тебе нельзя.
— Выходит, я должен сидеть и смотреть, как вы мучаетесь, да?
— Но ты же ранен!
— Вот чудачка! Вдвоем вам все равно не справиться. Так и будем жить тут, у запани?
И Виктор, решительно наступая на пятку больной ноги, заковылял вниз, к реке. Мы с Ольгой молча пошли за ним. Мы поняли, что иначе он просто не может. И больше не приставали к нему с уговорами. Потому что наступила такая минута, когда надо было напрячь все силы. Мы работали молча. Нам было не до разговоров. Мы насмерть бились с проклятыми бревнами. И даже раненый оставался в строю. Все было так, как и должно быть.
Вконец измученные, исцарапанные, но гордые своей победой, мы добрались наконец до запани.
— Который час? — устало спросил я Олю. Оказалось, что с начала штурма запани прошло два часа. Теперь предстояло самое трудное: перетащить челн
После еды целых полчаса отдыхали. Потом опять подошли к челну. Он казался очень большим и очень тяжелым. Страшно было даже подумать о том, как мы его потащим по сухим бревнам запани.
— Ничего! — сказал Виктор. — Глаза боятся, руки делают!
Мы все втроем уцепились за нос челна, приподняли его и втащили на запань по крайней мере на метр. Потом, дружно навалившись, еще на полметра. После третьего отчаянного рывка челн продвинулся лишь сантиметров на десять. Мы разозлились и с криком: «Эй, ухнем!» — рванули еще раз. Но челн уже не продвинулся ни на миллиметр.
Тогда Оля залезла в него и села на самой корме. Нос челна приподнялся, и мы с Виктором, снова дернув, продвинули его еще немного вперед. Корма челна почти совсем ушла в воду, а нос высоко приподнялся над запанью.
— Теперь надо его вывешивать! — деловито сказал Виктор.
Я притащил с берега тонкое сосновое бревнышко, и мы стали его прилаживать к челну как рычаг. Тонкий конец бревнышка мы засунули в челн под среднюю скамейку так, чтобы толстый конец выдавался далеко за нос лодки. Потом размотали наш тридцатиметровый подпуск, обрезали на нем поводки с крючками и, сложив в несколько раз, привязали им к носу лодки этот рычаг. Затем я полез на животе на самый конец бревна, а Виктор и Оля навалились на него, стоя на запани.
— Вира! — тоненьким голоском крикнула Оля, и я почувствовал, как бревно подо мной пошло вниз и в сторону, а челн — вверх! В самый последний момент я не удержался и свалился с бревна в воду. А когда вынырнул, то увидел, что челн наш лежит боком на запани. Дело сделано! Оказывается, когда рычаг сработал и корма оторвалась от воды, а я начал падать, ребята успели отвести нос челна вбок, и он, развернувшись, лег на настил запани. Это была победа! Спустить лодку на воду по другую сторону запани уже не составляло труда: ведь теперь нужно было толкать ее вниз, а не поднимать вверх.
Мы отвязали бревно, развернули челн поперек настила и дружно столкнули на воду.
— Ура! — захлопала в ладоши Оля. — Вот видите, как хорошо, что я с вами осталась! Что бы вы без меня делали?
И хотя она сказала это явно шутливым тоном, я ответил ей очень серьезно:
— Да, это очень хорошо, что ты сейчас с нами.
А она, чудачка, после этих слов покраснела и отвернулась.
Плыть теперь было легко и приятно. Мы не очень спешили, потому что до вечера было еще далеко, а километров до дома не так уж много. Скоро мы проплыли под высоким деревянным мостом около Селища и еще через полчаса вошли в устье реки Тесёнки. Тут плыть стало труднее. Мы с Виктором сели на центральную скамейку и стали грести вдвоем, каждый своим веслом, а Оле доверили рулевое весло на корме. Мы гребли изо всех сил, а лодка почти не двигалась, потому что мы шли против течения.