Дневник участника Российской антарктической экспедиции

Тамбиев Сергей Борисович

Побившись так во льдах около 1–1.5 часов и пройдя всего метров 50–70, «Федоров» отошёл от припая и встал на расстоянии примерно в 100 м, на отдых. На мой недоуменный вопрос, типа "что происходит", Леонтьевич мне ответил, что теперь будем ждать, когда силы природы завершат начатое. Оказывается, наша "долбёжка" была не бессмысленной тратой горючего и сил. Она привела к возникновению динамических напряжений во льду и возникновению внутренних волн, которые, объединенными усилиями и должны закончить начатое «Федоровым» дело, а именно привести к дальнейшему самопроизвольному раскалыванию льдов, что должно значительно облегчить работу судна. Мы же тем временем все вместе отобрали пробы поверхностной воды и плавающей на поверхности ледяной крошки, представленной внутриводными ледяными кристаллами и колотым льдом. Трудно сказать о научной ценности такого материала, но в данных обстоятельствах

хочется хоть что-то набрать, если того, что хочется набрать, набрать невозможно.

19.00. Продолжаем стоять в припайном люду. Никто не понимает в чем дело, но нас никто и не спрашивает — мы здесь люди второго сорта. После чая пришла Немировская — у неё опять что-то с компьютером, и она попросила меня его наладить. Делать больше нечего, все пробы для определения микроэлементов я отобрал, так что сижу и стучу по клавишам на Сашином ноутбуке. Кстати, очень сожалею, что не купил в рейс себе ноутбук. Саша правда молодец — совсем меня не ущемляет, и я могу работать на его компе столько, сколько мне требуется.

20.30. Наконец-то поехали, что уже радует, хотя куда поехали, пока, не знаем. Примерно в 21.15 к нам заглянул старый Сашин знакомый ещё по предыдущей 46-й РАЭ, Николай Масолов из инженерной группы и пригласил нас в гости для налаживания знакомства. Там находилась также и его пассия в этой экспедиции — буфетчица Таня, единственная молодая женщина на судне (дам вообще то в экспедиции очень мало и им всем за 50 лет). Продегустировали водку, производство которой наладили в Кейптауне местные русские, поговорили о том о сем. Оказалось, что Коля для души интересуется собаками (в чем стал неплохо разбираться), а вот для дела камушками и особенно бриллиантами. Глубину его познаний в области драгоценных камней мне измерить не удалось, но как мне показалась, она уступала познаниям Николая-собачника (может просто от того, что я в собаках плохо разбираюсь?). К счастью, хотя это произошло по воле случая, мне удалось ускользнуть довольно рано, примерно в 11.30 вечера, а вот Саше не повезло. Он квасил с ребятами до двух часов и даже не помнил, как добрался до каюты.

01.03.03, Суббота (69^о57'81 ю.ш., 11^о36,55' в.д.) Ветер = 12 м/c, t_возд = — 6.5^oC, t_воды = 1.4 ^oC. Вчера, с утра мы опять пришвартовались к барьеру Индийской разгрузочной площадки, но теперь правым бортом. Обычно здесь швартуется немецкое судно "Магдалена Ольдендорф", обеспечивающее работу индийской станции. Кто-то из экипажа мне рассказал, что наш «Фёдоров» несколько раз спасал «Магдалену» из ледового плена.

Этот день для нас начался необычно рано, в 6.00 утра, т. к. пришла наша с Новигатским очередь дежурить на камбузе, т. е. в столовой команды: помогать разносить еду, убирать со столов, мыть посуду и т. п. На Сашу было больно смотреть, так он бедный страдал, после вчерашних посиделок. Здесь же в столовой мы и узнали жуткую весть, что парень, которого придавило на Новолазаревской станции дверью ангара, сегодня рано утром скончался в лазарете, где он лежал после операции. Парня безумно жаль, и это нам всем напоминание, что смерть ходит с каждым из нас по жизни рука об руку.

Пока мы убирались после завтрака в столовой, прибежала Инна и сказала, что нас выпускают на лед и что она готова меня заменить. С этими словами она вырвала у Новигатского швабру и стала домывать коридор. Я побежал в каюту переодеваться и когда вышел на главную палубу, вся наша команда на высадку уже была там. Из нашей группы высаживаться должны были трое: Плишкин, Денис и я. Кроме нас собирались высадиться также Петя Богородский со своим молодым напарником Андреем и Александр из Росгидромета, наш сосед по столу, который предложил нам свои услуги. В нашу задачу входил сбор снега и подснежного льда из чистой зоны, где не ходили вездеходы и люди, т. е. не было бы никаких антропогенных загрязнений. Лед и снег мы предполагали проанализировать на микроэлементы и углеводороды. В задачу Пети и его напарника входило наоборот, разлить на снегу керосин и наблюдать за динамикой его поведения, с целью изучения динамики распространения нефтепродуктов, разливаемых покорителями Антарктиды на снегу по время перекачки топлива. К нам подошел Василий Леонтьевич, выдал мне переносную рацию, как старшему и сказал, чтобы мы ждали команды "экологам" — это были наши позывные. Прождав почти до обеда, нам опять дали отбой и сказали, что выпустят на барьер после обеда, с тем и разошлись, договорившись, что все будут на "товсь". Едва успев отслужить в столовой,

мне дали команду готовиться к выходу на лед. Я оповестил ребят и через 10–15 минут наша маленькая группа (Плишкин, Денис и я) уже стояла возле бака, ожидая дальнейших распоряжений. Петя Богородский отказался от выхода, так как это был единственный выход, после которого мы должны были уйти с этого места. Смысл его же эксперимента был не в разлитии керосина на льду, а в наблюдении за поведением пятна керосина в течение нескольких дней. Сашу из Роскомгидромета просто не нашли.

Я подошел к бригадиру на палубе, Владимиру Раздольскому, сообщил ему о нашей готовности к выходу на барьер он связался с мостиком и ему сказали "добро" при наличии связи. После проверки связи с мостиком (пришлось заменить рацию) нас загрузили в сетку, как груз и краном перенесли на лед. Сообщив свое направление движения на мостик, и попросив 2 часа на выполнение работ, мы двинулись в сторону от рабочей площадки примерно 120–140 градусов к курсу судна. Погода стояла изумительная -5^оС, солнце, ни одного облачка на небе и безветренно — просто зимний курорт. Снег кругом был сверкающе белый и такой чистый, какого в центральной России или где-либо в Европе просто не сыскать. Снеговая поверхность, по которой мы шли, оказалась весьма прочной — держала нас хорошо. Ноги проваливались в снег только там, где гусеницы тягачей поломали поверхностный наст.

Наконец нашли девственно чистое место, примерно в 200–300 м от судна и с помощью веревки выделили площадку в 5 кв. м, куда я запретил кому-либо вступать. Глубина снега оказалась довольно значительной около 30 см. Дальше, думали, залегает лед, но оказалось, что это фирн: крупнокристаллический снег с тонкими максимум 1.5–2 см прослойками льда. Настоящего льда так и не нашли. Сначала Саша Плишкин отобрал снег из двух узких 25 х 100 см траншей. Снег был плотным и отбирать его пластмассовым ведром сверху, как это обычно делается, оказалось невозможным, поэтому мы использовали метод Саши Плишкина, вырезая припасенной им же пластиной из оргстекла снеговые кирпичи, складывая их в бак и раздавливая ведром. Что бы не привносить загрязнений от перчаток, Плюшкин героически отбирал снег голыми руками. После заполнения снегом обоих баков, пришла наша с Денисом очередь бурить фирн. Вдвоем, как с Новигатским на Станционном озере на станции Новолазаревская, бурить нам не удалось — Денис ростом ниже, и это затрудняло совместные действия, поэтому бурили по очереди. Удалось отобрать керны фирна длинной не более 70 см. Попытка бурить глубже привела к заклиниванию бура. На четвертой лунке мы получили приказ с мостика закругляться и возвращаться на борт. Поработать удалось всего 1 час 10 минут, вместо оговоренных двух часов. После нашего возвращения судно отшвартовалось и вновь пошло к припаю напротив российского места швартовки, где долбило лед до вечера, без видимого успеха. На следующий день коллега из Росгидромета объяснил мне такую склонность к бессмысленному долблению. Оказывается, при работе во льдах судовая команда получает какие-то надбавки к зарплате, что многое мне объяснило.

После возвращения на судно, я успел выполнить обязанности дежурного по кухне, после чего, взяв свои пайки, мы дружно направились в каюту нашей начальницы для обмывания первых проб с барьера. Из других, достойных упоминания занятий в этот день, следует отметить первое посещение судовой сауны, что доставило нам массу положительных эмоций. Кроме того, сменили постельное белье, что тоже неплохо и символизировало некий этап судовой жизни — прошло еще десять дней. После сауны я упал как убитый. Дежурство в столовой совпало с работами на барьере плюс сауна, что меня сморило окончательно. Я прилег с открытой книгой, почитать перед сном, и тут же заснул. Наутро Саша смеялся и говорил, что даже не понял, что произошло, так-как я взял книгу, прилег и мгновенно захрапел. Он даже сначала решил, что это ему показалось, т. к. не думал, что человек может так быстро уснуть.

Сегодня с утра мы еще поработали с Новолазаревской: пару раз туда слетал вертолет. Потом с Вертолета сняли лопасти и убрали их в ангар. После этого мы тронулись в путь в сторону следующей станции, на этот раз Молодежной, которая в настоящий момент законсервирована и на ней никого нет.

Выйдя, наконец-то из льдов перед российской швартовочной стоянкой, к которой так и не удалось пробились, мы вошли в чистую воду, а вокруг нас в непосредственной близости проплывали огромные величественные айсберги. Погода ухудшилась, появились волнение примерно балла в 4 и пронизывающий ветер (до 13 м/сек). Для «Федорова», это конечно ничто, а вот гулять по палубе в такой ветер даже и при ясной солнечной погоде, холодно.