Дневник В. Разрыв
Шрифт:
Прост дал ей подходящее христианское имя, поселил в тесной квартирке над прачечной с четырьмя другими девушками и дал им денег на текущие расходы. Мэри была благодарна ему за еду и крышу над головой.
Так, несмотря на жесткие законы общества ифугао и суровую патриархальную узду, Мэри сбежала в Манилу и стала одной из КЛИТ-девушек Проста — променяла свой родной язык на английский, позировала в целомудренной белой кофточке для его каталога. Она завысила свой возраст, и Прост сделал вид, что верит ей. Фото провисело в сети две недели, и она получила свое первое предложение — от «известного американского сценариста». Он засыпал ее письмами по электронной
Как только Мэри оказалась в Америке, Роджер сказал, что у нее нет другого выхода, кроме брака с ним. Напел ей, что она будет жить как принцесса, ни в чем не будет нуждаться. Мэри колебалась. Тогда Роджер сменил тактику. Заявил, что ее действия незаконны и что в Америке есть тюрьмы специально для таких девиц, как она. Мэри верила каждому его слову и рассудила, что из двух зол надо выбрать меньшее. Она убеждала себя, что ей очень нравится бледный американец, оставляющий ее в одиночестве по целым дням, а то и неделям. В конце концов Мэри начала даже любить его. Он позволил ей завести кошку. Обещал отправить в школу. Мэри хотела стать медсестрой.
Я даже не пытаюсь описать, что сейчас со мной происходит. Чудовищное отвращение к махинациям Роджера, ужас и боль смерти Мэри, горечь вины — ведь я тоже не уберегла ее. Почему я не заметила появления этих трав, не следила за домом? Почему мне взбрела в голову мысль, что я могу учить жизни эту юную филиппинку? Как будто мой собственный брак и поступки достойны восхищения и подражания! Как будто я могла распорядиться ее жизнью лучше, чем своей собственной!
Не спала двадцать шесть часов, мерещатся мухи на стенах.
На сегодня все.
В.
17 марта
Только что ушел отец Ли. Вчера ночью я ему позвонила, разбудила его жену (она, кажется, разозлилась). Отец Ли ночевал на кушетке в гостиной. Утром отвел Пита в школу. Он утешал и поддерживал меня, готовил мне чай, молился вместе со мной и молился за меня, когда я смогла наконец уснуть. Я все рассказала ему о Роджере, Мэри, моем отце — полностью, без утайки. И он ни разу не осудил меня, не пристыдил, не обвинил ни в чем. Он слушал меня с открытым сердцем и, когда рассказ был кончен, взял меня за руку и помог мне молиться. О чем я просила Господа? Чтобы он дал мне силы встретить новый день, стать хорошей матерью моему сыну, молиться за Мэри, не мучаясь чувством вины. Я просила у Господа сил, чтобы перенести все трудности — болезнь и будущую смерть отца, развод с Роджером — и начать новую жизнь одинокой женщины.
Отец Ли хотел, чтобы я попросила у Господа сил простить Роджера, но к этому я пока не готова.
На сегодня все.
В.
25 марта
В семь утра позвонила Линетт — напомнить мне о «Шоу семейных реликвий».
— Надо прийти туда не позже девяти, если мы хотим, чтобы наши вещи оценили.
Я даже глаза не
— Пошли, Вэл, тебе нужно проветриться. Кертис присмотрит за мальчиками. И вообще, разве ты не хочешь узнать, сколько стоит твоя статуэтка?
Я подняла Пита, накормила его холодным рулетом и наложила новый макияж поверх старого.
Как и следовало ожидать, зал был набит битком, было жарко и душно. Четыре видеокамеры были установлены над четырьмя столами для оценки реликвий. Мы с Линетт выбрали стол, к которому тянулась самая короткая очередь. За ним восседала седая коренастая женщина, представленная как Салли, одетая в ярко-красную блузку, длинную черную юбку и громоздкие бежевые ботинки, которые производители пытаются (безуспешно) выдать за кроссовки. Через час и пять минут подошла очередь Линетт. Она поставила коробку с сервизом на стол. Салли быстро осмотрела чашки, поднося их к самому носу, и порылась в маленьком справочнике, потом махнула камере. Объектив повернулся к ней.
— Линетт, вы говорите, что этот сервиз — подарок вашей бабушки, да?
— Да, это подарок маминой мамы, — сказала Линетт. — На свадьбу.
— А вы знаете, как он у нее оказался?
— Хм, думаю, она тоже получила его от матери. — Голос у нее стал писклявым, почти кукольным, словно она попала на ток-шоу.
Наверно, Линетт догадывалась (как и я, впрочем), что старый сервиз ее бабушки чего-нибудь стоит.
— Ну, что же, Линетт, ваш свадебный подарок — прекрасный образец подглазурной кобальтовой росписи «голубого фарфора». Такие сервизы начали производить в начале XIX века, и они оставались популярными в течение примерно ста лет. Считается, что этот стиль изобрел Джозайя Веджвуд. Линетт, вы что-нибудь слышали о фарфоре Веджвуда?
— Да, да, конечно… — Горячо кивая, Линетт стрельнула в меня безумным от счастья взглядом.
— Линетт, видимо, вам будет интересно, что продукция «голубого фарфора» выполнена в технике трафаретной печати, — загудела Салли монотонно-поучительным голосом. — На фарфор наносили краски с использованием летучих реагентов, чаще всего аммиака. Ранневикторианский «голубой фарфор», который мы видим на этом столе, принадлежит к одной из первых партий, выпущенных компанией. Исходя из приблизительных схем, мы можем предположить, что этот сервиз выпущен в 1835—1850-х годах. Линетт, хотите узнать, сколько стоит подарок вашей бабушки?
— Да, конечно!
— Линетт, «голубой фарфор», который она вам подарила, имеет оценочную стоимость двести тысяч долларов.
Линетт подскочила, прижав руки к груди.
— Боже мой! Боже мой! — восклицала она, размазывая слезы радости. — Большое, большое спасибо!
— Пожалуйста, Линетт. Всего доброго. — Салли жестом пригласила меня сесть за стол. — Как вас зовут?
Я прокашлялась.
— Вэлери Райан.
Как бы так повернуть голову, чтобы пропал двойной подбородок?..
— Ну, Вэлери, давайте посмотрим, что вы нам принесли.
Камера настроилась на меня, пока я вытаскивала из спортивной сумки ковбоя. Салли тоже придвинулась ближе и надела очки.
— Расскажите мне об этой вещи, Вэлери.
— Мне его подарили на день рождения. Это бронзовая статуэтка, и мне сказали, что она передавалась в семье из поколения в поколение. Я думаю, что когда-то она принадлежала Франклину и Элеоноре Рузвельт как подарок английской королевы.
Салли повертела ковбоя в руках, провела по нему указательным пальцем. Я беспечно смотрела на нее, предвкушая выручку.