Дневник В. Разрыв
Шрифт:
На сегодня все.
В.
21 апреля
Принтер сломался, Пит болеет и отказывается от лекарств. Он проспал почти весь день, пока я оплачивала счета и подсчитывала остаток на чековой книжке. Теперь у меня там 7947 долларов. В среднем за месяц я трачу:
1560 долларов — выплата по ипотечному кредиту. (Слава богу, в прошлом году мы перезаключили соглашение!)
125 долларов — электричество
75 долларов — газ
60 долларов — вода (Какого
190 долларов — телефон
35 долларов — сотовый
28 долларов — кабельное ТВ
275 долларов — выплата за джип (Роджер отказался покупать машины за наличные, хотя мы вполне могли бы себе это позволить.)
255 долларов — выплата за авто Роджера. (Да, я продолжаю платить за него, машина зарегистрирована на меня. Надо же было год назад согласиться на эту глупость!)
129 долларов — заем
450 долларов — продукты
140 долларов — бензин. (Вчерашняя заправка стоила 35 долларов. Кошмар!)
12 долларов — местная газета
35 долларов — «Чикаго трибьюн»
40 долларов — стрижка газона (с мая по сентябрь)
Кроме этого, есть еще школьные взносы за Пита, одежда и обувь для него, страховка жизни и здоровья, страховка дома и машин, химчистка (надо сходить в «Чистюлю»), посещения кафе, подарки на день рождения, мойка машины, косметика, лекарства. Если собрать все воедино, на чековой книжке осталось денег месяца на два с небольшим.
Блин, почему я не отложила часть денег и не купила акции на фондовом рынке? Я чувствую себя простофилей, как будто все пошли на большую ярмарку, а я нет. Некоторые мои соседи стали мультимиллионерами просто потому, что вовремя вложили деньги в акции высоких технологий. На дорожках, где пару лет назад стояли «тойоты» и «форды», теперь красуются новенькие «линкольны» и БМВ.
Мои родители говорят, что рынок ценных бумаг — та же лотерея. Правда, они никогда не играли, и теперь мать едва наскребает денег на лечение папы. Скорее бы получить развод — и соответствующие средства, — а не то придется снова искать работу. Это не самая неприятная вещь на свете, но лучше посидеть дома, пока Пит не пойдет осенью в школу.
На сегодня все.
В.
22 апреля
Пит встал с постели, но температура еще держится, поэтому сегодня мы опять привязаны к дому. Кевин был так любезен, что сам заехал и забрал сломанный принтер. Я пригласила его на кофе, и мы прикончили полкоробки печенья с карамелью. Потом он встал и по-мальчишески потянулся.
— Можно зайти в ванную?
— Конечно. Первая дверь направо.
Я принялась мыть тарелки.
Пит выглянул из коридора.
— Мама, что это жужжит?
Никакого жужжания не было слышно. Пит показал на дверь ванной.
— Послушай.
Со стороны ванной в самом деле доносился какой-то механический шум. Я подумала, что это, наверное, туалет. Или кондиционер, например. Тут Кевин вышел из ванной и, увидев нас обоих в коридоре, смутился.
— Привет, это мой сын, Питер, — весело сказала я, пытаясь сгладить неловкость.
— Премного обязан. — Кевин вытер мокрую руку о шорты и протянул ее Питу. — Я собираюсь починить мамин ксерокс. Тебе нравится чинить вещи?
— Да. — Пит кивнул
— Правда? Здорово как. А я тут собрал игрушечного мальчика.
Вряд ли Кевин старался таким образом произвести на меня впечатление. Похоже, он и правда увлекся разговором. Потом он мне говорил, что любит детей, они такие забавные и непосредственные. Когда ему нужна, как он это называет, «детотерапия», он едет в гости к своей сестре в Детройт.
— У них с мужем два мальчика и девочка. Эти микроорганизмы считают, что я самый клевый парень на свете, ведь я знаю, кто такой Пикачу.
— Эй, я тоже знаю, кто такой Пикачу! Это такой желтый Покемон с электрическим хвостом.
Кевин улыбнулся и щелкнул меня по носу:
— Ну, тогда ты, наверное, самая клевая девчонка на свете!
— Наверно.
Я позвонила Эдди, сказала, что хочу договориться на пятницу, Пит к тому времени наверняка встанет на ноги. Эдди предложил заехать ко мне, но я быстро сказала, что это не лучшая мысль. Прежде чем позвонить, я закрыла все шторы, двери и окна.
Проверила электронную почту. Похоже, слухи о моем разводе дошли до медцентра, — на меня вдруг посыпались письма от тамошних социальных работников и секретарей. Каждый интересуется, не нала ли я духом («Нисколько», — наврала я), и волнуется за Пита. Адрес и телефонный номер медцентра внизу каждого письма напоминает мне о бывшей начальнице Кэденс и о сценках, которые я про себя разыгрывала. Не один раз, а довольно часто: на деловых встречах, у нее в кабинете, даже на торжественных церемониях, где я принимала кончик скатерти за салфетку и стаскивала скатерть со стола вместе с приборами, вазами и прочим. Во мне проснулась мазохистка. Представляю себе торжествующую мину Кэденс, когда она услышит, что мой брак — то есть вся моя жизнь — разлетелся вдребезги. В самых мрачных своих фантазиях я валялась в ногах у Кэденс, умоляя ее о работе. О любой работе! Она берет меня девочкой на побегушках, и я целыми днями ношусь с ее поручениями. Ползаю рядом с ее ротвейлерами, собираю за ними дерьмо совочком.
Отец Зои Хейс не откликнулся. Видимо, не воспринял мое письмо всерьез. И прекрасно. Я рада, что написала ему. Если бы Зои действительно каким-то образом нашли в птичьей клетке, я бы просто локти кусала, что скрыла свой сон. Поиски теперь сошли на нет. Первые пару недель они были очень энергичными — расклеивали листовки, местность прочесывали полицейские с собаками. Теперь уже посрывали желтые бумажные ленты, обернутые вокруг деревьев, и листовки с заборов. В газете никаких репортажей, ни строчки, вообще ничего. На сегодняшний день единственный след пропавшей женщины — клубный носок. В парках все меньше спортсменок, даже с собаками по вечерам гуляют только мужчины.
На сегодня все.
В.
23 апреля
Пит пока сидит дома, бесится от скуки, но я устала быть массовиком-затейником. Таков уж мой сыночек — совершенно не умеет себя занять, и мое терпение обычно лопается после седьмой партии в «Старую деву» (которую меня из соображений политкорректности заставили переименовать в «Неудачницу»). Через недельку-другую Пит едет в лагерь, и мы оба в восторге от этого. Может, я смогу снова вернуться к работе?