Дневник В. Разрыв
Шрифт:
В.
27 января
У нас умер попугай. Я нашла его в клетке клювом вниз. Пит так рыдая, что его вырвало. Я не ожидала такой реакции — птица ему вроде никогда не нравилась. Пит потребовал устроить похороны.
Было не по-зимнему тепло, после дождя на дворе захлюпало. Я сказала Питу, чтобы он сходил за лопатой в гараж, и мы выроем могилку под голубыми елями. Земля оказалась тверже, чем я ожидала, мне хотелось бросить эту затею, но Пит заревел,
Линетт, казалось, только и ждала случая выдать свежую порцию добрососедского расположения, пока я лелеяла свою злость на нее. Она наблюдала за нами из-за забора.
— О! Птичка умерла?
Пит мрачно кивнул и вытер слезу забинтованной рукой.
— Вам помочь? У нас есть землеройная машина. Работает любо-дорого, даже на замерзшей почве.
Не успела я глазом моргнуть, как Линетт уже стояла рядом со своей штуковиной. Полетели комья земли, и мы все услышали: ЗВЯК!
— Блин! — сказала Линетт. — Наверно, на камень наткнулись.
Мы уставились в раскоп. Я хотела удержать Линетт от дальнейших исследований, но было поздно.
— Что это еще за штука? — Она полезла в дыру. — О Боже! Надеюсь, это не еще один гробик. Здесь ведь не кладбище домашних животных, да?
— Нет. Точно нет, — сказала я.
Попугай был нашим единственным питомцем. Роджер не разрешал никого заводить. Говорил, что у него аллергия, но я поняла в конце концов, что он просто боится. Пит однажды принес домой на выходные песчанку из «живого уголка». Роджер заставил нас поселить ее в гараже, где она умерла от перегрева.
Однажды у нас была золотая рыбка, выигранная на деревенской ярмарке. Она почти сразу умерла, как только мы пересадили ее из банки в аквариум. Пит хотел похоронить ее во что бы то ни стало. Роджер отправил его спать, пообещав, что положит рыбку в коробочку от леденцов и закопает под голубыми елями. Утром я нашла рыбку в унитазе. Видимо, Роджер забыл, чем может обернуться такая беспечность. Оказывается, он и правда закопал что-то под голубыми елями, только не золотую рыбку в коробочке от леденцов.
Линетт опустилась на колени и рукой в садовой перчатке полезла в дырку.
— Господи, тяжелый какой! — пыхтела она, доставая из глины небольшой ящичек.
Сейф!
— Может, просто оставить его там? — предложила я с натужной непринужденностью.
— Ты шутишь? — Линетт озадаченно уставилась на меня, смахнув падавшую на глаза челку. — Забавно!
Пит начал скакать вокруг нас:
— Может, это зарытые сокровища?
Я изо всех сил пыталась оставаться спокойной.
— Подождите. Теперь я припоминаю…
Пит и Линетт выжидательно смотрели на меня, пока я лихорадочно пыталась придумать что-то правдоподобное.
— Я думаю, это Роджерова «капсула времени». Знаете, в миллениум многие так делали. Я уверена, что это она.
Линетт поморщилась. Она была одной из немногих женщин, не очарованных моим мужем.
— Вряд ли. Слишком тяжелый ящик. — Она сняла перчатки и провела по замочной скважине
Пит пролепетал что-то вроде «попробуйте мой ключ». Я подумала, что он говорит о ключике от пластмассового сундучка, который мои родители подарили ему на Рождество.
— Он не подойдет, скорее всего, мой сладкий, — сказала я. — Но все равно большое спасибо. Ты нам так помогаешь.
Потянула ящик из рук Линетт. Тяжелый — это не то слово. Жуткий, убойный вес. Наверно, Линетт решила, что Роджер закопал что-то действительно ужасное — наркотики там или расчлененное тело. Но я не собиралась отстаивать его репутацию.
Что ж, Линетт, как бы там ни было, я должна отнести это в дом. Роджер наверняка не захочет, чтобы мы вмешивались.
Сердце тяжело бухало, пока я тащила ящик домой. Поставила его на пол в гостиной и пыталась открыть всем, что под руку попадется. Ключом от старого чемодана, заколкой-невидимкой, булавкой, приспособлением для чистки грецких орехов, проволокой, отверткой. С каждой попыткой я все больше взвинчивалась, потела и отчаивалась. Вдруг откуда-то взялся Пит с ключом в здоровой руке.
— Мама, попробуй этот, — настаивал он.
Ключ оказался у самого моего лица, и я поняла, что он не от пластмассового сундучка. На нем стояла марка «Durabox», такая же была на крышке сейфа.
— Где ты это взял? — спросила я как бы между прочим.
Пит опустил глаза и засунул в рот большой палец, чего не делал с трехлетнего возраста. Он выглядел очень виноватым.
— Солнышко, что ты натворил? Рассказывай смело, я не буду сердиться.
— Папа положил это ко мне в копилку, в свинку, — сообщил Пит. — Папа думал, я сплю.
Я сунула ключик в скважину, повернула. Щеколда открылась. Вот они, сложенные в столбики, похожие на крекеры в коробке, одинаковые по форме и размеру. Я быстро сосчитала плоские брусочки. Ровно шестьдесят.
— Мама, что это за штучки? — спросил Пит, заглядывая в ящик.
— Точно не знаю, — соврала я. — Думаю, это какие-то приспособления для печатей. Или бумагодержатели. Что-то вроде того. — Я закрыла крышку и попыталась отвлечь его от ящика. — Хочешь посмотреть телевизор? Кажется, сейчас «Телепузики» идут. А я приготовлю попкорн, хорошо? — Потянулась за пультом, включила телевизор. Рука дрожала. — Хочешь попкорна?
Настроение поднималось. Я нашла золото! Решила выяснить, сколько стоят эти штуки. Банки были закрыты, но я нашла телефон ювелирного магазина «Все, что блестит». Позвонила и спросила, сколько сейчас стоит золото.
— А что у вас? Монеты?
— Нет, не монеты. — Я даже не знала, как это назвать. — Знаете, такие плоские штучки.
— Слитки. По пять унций или по десять?
Я вспомнила, что в кабинете есть весы с разными шкалами, и пошла туда.
— Ровно по пять.
— Хорошо. Золото стоит триста десять долларов унция — значит, как видите, слиток стоит полторы тысячи долларов. Приблизительно.