Дневник Великого поста
Шрифт:
Представь, март месяц, снег уже подтаял, и мы втроем, бабушка, мама и я, расставив руки, движемся навстречу резвящейся Симе. Долго она от нас так бегала. В конце концов загнали ее к реке. Купаться в холодной воде собака не захотела и решила сдаваться. Опускается эта гора на коленки и, поскуливая, ползет мириться. И что интересно, из нас троих выбрала бабушку, к ней подползла. Бабушка внешне строгая, а на самом деле из нас самая добрая.
Я это к чему? Смотри: казалось бы, неразумное животное безошибочно различает в человеке злое начало и доброе, интуитивно выбирая добро.
А что такое интуиция? Вот послушай. Наш храм находится
А вот еще: однажды перед Пасхой, в Страстную субботу, у другого соседа с цепи срывается кавказская овчарка. Сорвалась, но далеко не убежала, залегла в кустах у дороги и выжидает. Люди на ночную службу идут, а она молча выскочит, хвать прохожего за руку – и снова в кусты. Пока нашли хозяина, пока тот свою собаку увел, псина трех человек покусала. Тоже интересно, почему напала именно на этих, а других не тронула?
Не знаю и думаю, что не узнаем никогда. Фильм «Офицеры» помнишь? Там главного героя Алексея Трофимова играет актер, который вообще не учился театральному делу. Как увидели его специалисты, сказали, настоящий артист, и пригласили на съемку. С тех пор и играл.
Прежде чем стать артистом, он воевал на войне, геройский был моряк. Была у него особенность – с детства любил собак. И у себя на торпедном катере тоже завел собачку. Однажды, не знаю, может, во время боя, эта собака вдруг бросилась в море, морячок тут же за ней, спасать. И в этот момент в катер попадает немецкий снаряд. Взрыв, весь экипаж погибает, остается только он и его пес.
Всю жизнь потом этот человек заботился о бродячих собаках, как мог, помогал, кормил, лечил. И дома у него обязательно жила какая-нибудь дворняга. Знаешь, есть такая порода людей, для них кошки или, как для этого артиста, собаки – это все, смысл жизни. Сам не поест, а собаке принесет. Детей он не нажил, потому собаки для него были вместо детей.
Время пришло, сперва он помер, через два года – жена. Все. Дети на кладбище не придут, некому приходить.
Зато, говорят, могила этого артиста стала местом паломничества бродячих собак. Что интересно, тех собак, которые могли знать этого актера, уже нет, а собаки все идут. Выходит, рассказывают они друг другу о добром человеке, не забывают.
К чему это я о нем? А, да! Пока живешь, нужно кого-то любить, чтобы потом, когда призовут к ответу, остался хоть кто-нибудь, кто был бы тебе благодарен. Если не человек, так хотя бы собаки. Чтобы хоть кто-то пришел к тебе на могилку, зажег свечу и помолился за упокой твоей души. И если не по-человечески, так хотя бы по-собачьи.
Воскресенье
Осознание Креста
Недавно вижу во сне моего хорошего знакомого, он ведущий на одной из православных радиостанций. Иногда он мне звонит и требует, чтобы я начитал на диктофон и прислал ему несколько своих рассказиков, а они их пустят в эфир. На самом деле он, конечно, просит, но когда тебя просят таким громоподобным басом, то даже мысли не появляется увильнуть, сославшись
Так вот, снится мне, будто сегодня у Н. день рождения. Во сне я его поздравляю и дарю очередную аудиозапись. Проснулся, сон помню отчетливо и думаю: а вдруг на самом деле у человека сегодня день рождения? А что, Н. у меня в синодике записан, я о нем молюсь, вот его ангел мне и подсказал. Позвонить, поздравить? Представил, как звоню, и его ответный рокот: «А где обещанный подарок?»
Да, где подарок? Нет подарка. Тогда нечего и звонить.
Утро началось с обхода немощных и больных. За время Великого поста я должен побывать у всех тех, кто не в состоянии сам побывать в храме. И в самом поселке, и в окружающих нас деревнях. Причащаю, соборую. Со стороны, занятие вроде рутинное, а мне нравится. Верующие старики, свидетели ушедшей эпохи, последние, кто еще может рассказать о войне и времени гонения на Церковь. Молящиеся – люди смиренные, ничего не требуют и никого не осуждают. Придешь, а они радуются тебе, как дети: «Батюшка, ты наш доктор».
Вдруг раздается звонок и следом – бас моего товарища:
– Батюшка, как я рад вас услышать! – Хотя, когда он звонит, слушать большей частью приходится мне.
Перехватывая инициативу, поздравляю Н. с днем рождения, а он смеется:
– Ох, спасибо! Хотя день рождения у меня и не скоро, но подарок приму с благодарностью!
Эк я опростоволосился. Сколько раз себе говорил, не доверяйся снам! Пришлось созваниваться со звукорежиссером Сережей и договариваться о времени очередной записи.
После обеда, уже с переброшенными на флешку новыми начитанными мною рассказами, спускаюсь по лестнице Дворца культуры. Внизу шум. Прислушиваюсь. Несколько голосов говорят одновременно и очень громко. Так бывает, когда, пытаясь доказать кому-то собственную правоту, люди друг другу кричат, а слушать никто никого не слушает. Потому, чтобы быть услышанным, приходится кричать еще громче. Спустился на первый этаж и увидел в фойе людей, много, человек около сорока. Оказалось, наша поликлиника и дневной стационар передаются под новое руководство. Когда-то, это еще в советские годы, в поселке была собственная очень хорошая больница, сейчас от нее уже мало что осталось. Люди, опасаясь, что больничку и вовсе закроют, пришли протестовать. На крики к ним вышел глава поселка, и хотя местной власти больница не подчиняется, все недовольство народ адресует ему.
Протестующие – люди пожилые. Они кричат, жалуясь на плохое медицинское обслуживание, на равнодушие врачей. Они вспоминают, как было раньше и как раньше было хорошо. Вспоминают смотры художественной самодеятельности и постоянные спортивные соревнования в тогда еще совсем молодом поселке. И они тогда были молодыми. Кто думал, что жизнь так повернется?! Теперь они никому не нужны, больные, с нищенскими пенсиями. А еще и больничку могут прикрыть. Единственная отдушина – можно кричать. Глава молчит, а они кричат, и, возбуждаемые безнаказанностью, кричат все громче и громче. Так себя ведут маленькие дети. Эти старики словно такие же дети. Только злые дети, обремененные опытом прожитой жизни, нераскаянными грехами и укоренившимися страстями. Их очень жалко.