Шрифт:
Славомир Мрожек
Дневник возвращения
Перевод с польского Л. Бухова
МЕКСИКА
Ранчо "Ла Эпифания", 13 апреля 1996 г.
Третьего дня за завтраком Сусанна рассказала мне подробности своей вчерашней поездки в Мехико.
– Если хочешь, - сказал я в ответ, - вернемся в Европу. Париж или Краков, выбирай.
– Краков, - ответила она не раздумывая.
Вот так просто, в одно мгновение решилась наша судьба. В особенности моя.
Ибо я возвращаюсь в Краков. После тридцати трех лет эмиграции, - это ровно половина моей жизни - из Польши я уехал 6 июня 1963 года. Начать писать этот "Дневник возвращения" пришло мне в голову полчаса тому назад, в башне, когда я сидел за компьютером. Компьютер
Я спустился на второй этаж, где стоит письменный стол. Сел, взял лист бумаги и перо. Сверху написал:
Дневник возвращения
Эти записи принесут мне пользу, но только при условии, что их кто-нибудь прочитает. Для себя я уже давно ничего не записываю, это скучно и не помогает мне в работе. Написанное буду пересылать в Краков, где, думаю, кто-нибудь их опубликует. Хорошо бы - "Дзенник польски", к нему я испытываю особую симпатию. Там я начинал, когда мне было двадцать лет, в качестве редакционного мальчика на посылках. Это лучше, чем письмо в бутылке, брошенной в море.
Сусанна заснула, прикорнув в кресле на первом этаже. Прошлой ночью было ее дежурство, она спала не в спальне, а на чердаке, в случае чего это стратегически более выгодная позиция. Мы дежурим на чердаке попеременно, что позволяет и ей и мне более-менее нормально спать каждую вторую ночь. Когда наступает ее очередь, я оставляю ей пистолет, полностью готовый к действию, остается только снять с предохранителя. Кольт "Комбат Коммандер 38" слишком велик для ее маленькой ладони и слишком тяжел. У Сусанны недостаточно сильные руки, чтобы его взвести и вогнать первый патрон в патронник. Кольт - оружие автоматическое, дальше патроны идут уже сами.
У Сусанны есть свободных полчаса, и она просила разбудить ее в час. Сегодня суббота, садовники работают только до часу, а потом возвращаются в деревушку. Сусанна должна выплатить им недельное жалованье. Суббота - день нервный, все знают, что по субботам на ранчо есть деньги для выплаты. Если до полудня ничего не случится, то до сумерек ничего уже не произойдет. Вернее, не случится именно это и именно таким образом, зато может случиться что-нибудь другое.
Уже четверть второго. Сейчас я спущусь на первый этаж. А продолжение, надеюсь, последует.
Ранчо "Ла Эпифания", 16 апреля 1996 г.
Больше всего жалко собак. Знаю, что для тех, кто к собакам равнодушен, нет ничего скучнее, чем рассказы о собаках. А известно мне это потому, что когда-то я сам был таким.
Тут я закурил трубку, хоть мне и нельзя. В глазах потемнело, и усилилась сердечная аритмия. Так о чем мы говорили?
О собаках. Я ограничу эту тему до минимума, чтобы не нагонять скуку на большую часть читателей. Собак здесь сейчас пять. За эти семь лет бывало их и больше, самых разных. Все началось с незабываемого шнауцера по кличке Отелло. Когда мы прибыли, он здесь уже был. Как давно? Никто не мог сказать точно, но наверняка уже несколько лет. Прежний хозяин, наряду с другими фантазиями, имел склонность к разведению породистых собак. И так же, как другие его фантазии, эта не продержалась слишком долго. Псарню мы застали уже в руинах, а Отелло на дворе, и не в лучшем виде.
Он был прикован цепью к колу, поддерживавшему дырявую крышу, возведенную между заброшенным бассейном и конюшнями, по замыслу, здесь предполагалось
Прежде всего Сусанна распорядилась дать ему какую-нибудь сносную еду и спустить его с цепи. Запретила снова привязывать. От удивления он укусил нас только слегка, без особых последствий, не до крови, едва щелкнув челюстью, как бы для проформы, и с тех пор бегал где заблагорассудится
Оказалось, что он не Самсон, а граф, граф Монте-Кристо. Мы обнаружили на его теле татуировку, свидетельствующую о благородном происхождении, узнали, что в молодости он получил какую-то почетную медаль в Калифорнии. Годы неволи сделали его трудный характер неисправимым. Но то был пес благородный не только в силу своего происхождения. Каждый, кто хоть немного разбирается в собаках и людях, знает, что я имею в виду. А вот каким был его конец...
Неподалеку возвышается холм, а в нем лабиринт туннелей, вырытых не знаю уж какими животными. Отелло нравилось туда ходить и забираться вглубь. Возвращался он весь в земле и сухой траве, но счастливый. А однажды не вернулся. Наши люди копали целый день до самых сумерек, но не нашли его. Скорее всего, обвалился свод, и его засыпало. Или сразил сердечный приступ.
Ведь он был уже немолод. Мы так и не узнали, сколько ему лет, но и по двум годам, прожитым рядом, стало ясно, что немало. Мы надеялись подарить ему спокойную старость: отдых в холодке или на солнце, забота, любовь и уважение. Ничего не вышло. Он ушел сам, когда пришла его пора. Не хотел быть беспомощным, стать обузой для нас. Погиб как officer and gentleman.
Мимо этого холма проходит дорога, по которой мы будем уезжать. Курган, где покоится Отелло, будет последним, что мы увидим на ранчо.
Что же нам делать с собаками? Об этом даже думать не хочется, но думать нужно. Четыре великана, ризеншнауцеры, и один крохотный, цвергшнауцер. Двое из них появились на свет уже при нас, я ассистировал при родах, а остальные здесь со щенячьего возраста. Выросли великолепные, веселые и такие доверчивые... Я стараюсь не смотреть им в глаза.
В 1971 году гадалка в Пуэрто-Рико предсказала мне, что я уже никогда не вернусь на родину. Она не могла знать, что я эмигрант, она вообще впервые меня видела. Гадалка обычно сидела в вестибюле большого отеля, я был одним из ее анонимных клиентов, почти сплошь туристов, за время короткого сеанса я ничего не сказал ей о себе.
Уже шесть дней как я решил, что вернусь в родную страну. Так кто же окажется прав? Многое из того, что она мне предсказала, позднее удивительным образом исполнилось. Что перевесит на этот раз: ее ясновидение или моя решимость? На всякий случай мне следует бросить курить, хотя по опыту известно, что курильщики перестают курить только после смерти. Отъезд мог бы стать решением всех проблем для меня, но не для моих собак.
Ранчо "Ла Эпифаниа", 23 апреля 1996 г.
Приблизительно за неделю перед Пасхой около нас начал крутиться голубой "фольксваген" с двумя мужчинами, которых никто в округе не знал. Один широкоплечий, лет сорока, другой - между двадцатью и тридцатью. Это то немногое, что рассказали нам местные, с которыми незнакомцы пытались заговаривать. Спрашивали, живем ли мы здесь постоянно или только приезжаем на субботу и воскресенье, сколько прислуги ночует на ранчо, в котором часу выпускают собак, кто я такой и чем занимаюсь.