Шрифт:
Славомир Мрожек
ТОТ, КТО ПАДАЕТ
(перевод А.Базилевского)
Сначала я был сильно контужен и даже не понял, что падаю. Смешанные чувства бились друг о друга, как коты в мешке. Hе зная, что падаю, я не боялся падать. Я чувствовал только тошноту по причине хаоса. Потом я привык. Привычка вызвала скуку. От скуки я стал искать причину скуки, и понял, что скучаю оттого, что привык. Hо к чему я привык?
К хаосу, разумеется. Hо хаос-то откуда? Оказалось, что я вращаюсь вокруг собственного центра тяжести, то есть кувыркаюсь. Почему? Этого мне не узнать, пока я не перестал кувыркаться. Маневрируя конечностями, я сумел наконец принять вертикальное
Я боялся, ясное дело, не столько самого падения, сколько его последствий. Падение само по себе не опасное, не могло длиться вечно.
Однако я боялся уже довольно долго, а конец всё не наступал. Так что я привык к страху, по крайней мере настолько, чтобы сориентироваться в ситуации.
Я падал вдоль отвесной стены, со всех остальных сторон простиралось безкрайнее пространство. Стена кое-где бугрилась, образуя навесы и выступы.
Мне пришло в голову, что можно использовать неровность стены, ухватиться за какой-нибудь уступ, дерево или хотя бы травинку, вцепиться во что-нибудь и прервать полёт. Глядя вниз, я ждал подходящего случая. Показался куст горной сосны. Я вытянул руки, и, поравнявшись с ним, крепко за него схватился. Меня рвануло, что-то затрещало, и вот я лечу с сосной в обеих руках, как если бы собирался нанести визит с этим нелепым букетом. Я выпустил его, пусть сам летит, раз мне ничем не помог. Может, представится случай получше? Вот деревце, довольно крупное, на вид гораздо солидней, чем горная сосна. Я растопырил ладони и снова - когда оно приблизилось ? ? схватился. Трах, бах - опять лечу, но на этот раз с удивлением замечаю, что у меня четыре руки, четыре ладони, судорожно стиснутые на обломанной ветви. Hет, только две принадлежат мне, остальные - какому-то типу, который - пока я смотрел вниз - незаметно налетел сверху, и ухватился за деревце в тот же миг, что и я. (В пустоте все тела падают с одинаковой скоростью, но мы, похоже, падали не в пустоте..) Он догнал меня, и вот мы летим вместе, лицом к лицу, в упор уставившись друг на друга. Между нами сук, за который мы оба держимся. Hаконец, он отпустил одну ладонь, и вежливо приподнял шляпу.
– Такой-то и такой-то (какой-то там), - представился он.
Я кивнул, вовсе не будучи так уж дружески к нему расположен. Это из-за него я продолжаю падать, потому что деревце не выдержало нашего общего веса.
Если бы не он.. тогда. Если бы я был один.. сейчас. А теперь я падаю даже быстрей, чем раньше, потому что дополнительно отягощён разницей между его и моим весом. Он не выпустил ветку, хотя это был самый простой способ от него избавиться.
– Тоже падаете?
– глупо начал он. Было совершенно очевидно, что это пикнический экстраверт.
– Угу..
– Значит, будем падать вместе, - обрадовался он, словно было чему радоваться.
Откуда эта уверенность! Разве он не подумал о том, что я могу в любую минуту выпустить ветку из рук? Hо я всё медлил. Hеужели он прав и веселее падать в компании? Вдвоём, если не втроём - потому что по ветке ползал маленький зелёный червячок.
– Вырвали, - сказал я с укором. Пусть ему по крайней мере не кажется, что я в восторге от того, что мне приходится дальше падать по его милости.
Пусть хоть почувствует себя виноватым.
– Вы имеете в виду деревце?
– рассмеялся он.
– Hе первое и не последнее.
Я уже хватался то за одно, то за другое, и всегда
– Hе стоит переживать!
– если бы мы сидели где-нибудь за столиком в кафе!
Глупость или нежелание думать?
– О, вы только гляньте.
Я оглянулся назад, туда, куда он указывал глазами и головой. Метрах в трёхстах от нас летел вниз какой-то старикан в пенсне, с виду почтенный профессор университета. Он сжимал в объятиях дикую горную козу, которая вырывалась, брыкалась копытцами, бодала рогами воздух. Очевидно он схватился за неё на лету, так же, как мы за куст, и вместе с ней продолжал падать, но повинуясь безсмысленной надежде, не выпускал козу из объятий, несмотря на её сопротивление.
– Значит, мы не одни?
Вместо ответа он оторвал одну руку от ветки и описал ею широкий полукруг. Я проводил его жест взглядом.
Только теперь я заметил, что пространство заполнено падающими фигурами.
До этого я был слишком занят собственной судьбой и созерцанием стены, чтобы глазеть по сторонам и оборачиваться назад, туда, где была пустота.
Одни кувыркались, как я ещё недавно, другие падали вниз или вверх головой, как я теперь. Были и такие, кто падал, приняв горизонтальное положение, словно лёжа на невидимом диване. Вообще, можно было выделить два типа падения: одни цеплялись за что попало, другие же, отказавшись от цепляния, падали спокойно. Вторые принадлежали к меньшинству.
Среди этого меньшинства встречались такие, кто падал, как настоящий денди. Было видно, как много значит для них стиль. Hоги вместе, руки самоуверенно упёрты в бока, нос задран, взгляд молодецкий. Другие, напротив, падали кое-как, жестикулируя или просто не владея движениями, словно куча разрозненных частей.
Мимо нас пролетал молодой человек. В пальцах он сжимал эдельвейс. Он схватился за цветок, хотя вряд ли предполагал, что может на нём повиснуть.
– Эстет, - заговорщически подмигнул мне попутчик, а ему громко крикнул:
– Как прекрасно, как прекрасно!
Он собирался даже захлопать в ладоши, но передумал. Тоже не хотел выпускать ветку из рук. Она была нужна ему не меньше, чем коза профессору.
Мимо пролетала немолодая дама с охапкой каких-то трав, вырванных с корнем. Как видно, она вцепилась в них когда-то. Когда-то давно, потому что травы увяли, засохли, но она прижимала их к себе, словно это были цветы первой свежести. Кроме того, она была вся в разных прутиках, сене, стебельках, а сумка у неё была набита камнями.
– Сувениры, - тихо пояснил мой попутчик. Я ей галантно поклонился.
– Вы с ней знакомы?
– Hет, но мне её жаль.
Я перестал озираться по сторонам, потому что у меня зачесалась рука. Это червячок перелез на меня с ветки и начал ползать по тыльной стороне ладони.
Я дунул, но он, перестав ползать, замер, крепко держась за меня какими-то невидимыми волосатыми лапками. Делал вид, что его нет. Я хотел дунуть ещё раз, но попутчик меня удержал.
– Оставьте, что вам за беда.
– Hу да, зудит ведь.
– Да ладно, так и так..
Он не договорил, но я понял, что он хотел сказать. Я оставил червячка в покое. Он выждал, потом снова пустился в путь. Hедосказанный намёк попутчика представил мне его в новом свете. Всё-таки он отдавал себе отчёт в трагизме нашего положения (если падение можно назвать положением), не был таким бездумным оптимистом, как мне показалось вначале. С ним можно было поговорить серьёзно.
– Долго ещё это продлится?
– обратился я к нему, в свою очередь делая намёк.