Дневник. 1873–1882. Том 1
Шрифт:
Государь уехал сегодня вечером с Колпинской станции; императрица выедет дней через пять. С ее величеством едет и старшая моя дочь. Свой отъезд из Петербурга полагаю отложить недели на две, чтобы привести некоторые дела к окончанию, а вместе с тем и чтобы не ехать по следам государя во время высочайших смотров в нескольких лежащих на пути пунктах.
19 августа. Воскресенье. Сегодня утром ездил в Царское Село откланяться императрице. Ее величество выезжает завтра; любезно приглашала меня в Ливадию.
23 августа. Четверг. В числе бумаг, присланных от государя из Батурина, возвращена и поданная мною 15-го числа объяснительная записка по поводу отчета государственного контролера. На записке нет никакой собственноручной
Таким образом, его величество, прочитав настоящее объяснение Военного министерства, признает дело законченным… Вот и результат всей многолетней полемики! Стало быть, государственному контролеру предоставлено взводить в его всеподданнейших отчетах всякие напраслины на любое министерство, не отвечая за то, что подносит на высочайшее усмотрение; нарекания эти на министерство дают повод к обидной высочайшей резолюции; затем министерство это представляет объяснение – и тем дело кончается. Можно бы заключить из этого, что слишком много досуга и у государственного контролера, пишущего напраслину, и у министров, обязанных сочинять длинные возражения, и у самого императора, читающего оба сочинения!.. Какое же значение может иметь положенная первоначально на отчете государственного контролера высочайшая резолюция?..
25 августа. Суббота. Вчера ездил я в Выборг, чтобы проститься с сестрой до отъезда моего в Крым. Возвратился оттуда сегодня утром. Погода стоит превосходная.
Сегодня прибыл из Хивы курьер с подробными донесениями о последних горячих стычках с туркменами 13, 15 и 17 июля. Воинственные эти кочевники, непривычные ни к какой над собою власти, попробовали еще раз отбиться от русских войск – и поплатились дорого за эту попытку. Странные бывают перестановки ролей в человечестве: хивинский хан прислал генералу Кауфману поздравление с новой победой и выразил свою радость по поводу того, что он проучил этих нахалов!.. Кауфман озабочен окончанием дел с этим подвижным и коварным населением степи. Настало время выводить войска из хивинских владений. Полагаю, в настоящее время все распоряжения к тому уже сделаны и войска начали обратное движение, за исключением отряда, оставляемого на реке Аму.
Сегодня же отправлен отсюда курьер в Ташкент; с ним послал письма к генералу Кауфману и к моему сыну.
28 августа. Вторник. Генерал Трепов уже не раз предлагал мне посмотреть больницу для душевнобольных, организованную им в строениях прежнего Земледельческого училища, за Черной речкой. Сегодня мы с ним поехали туда в час пополудни и возвратились к обеду. Кроме больницы для умалишенных, там же поблизости устроены и бараки для обыкновенных больных – по недостаточности мест в городских больницах. Оба заведения нашел я в прекрасном виде: строения деревянные, но удобные, содержатся чисто, в порядке. Заведениями этими Трепов может хвастаться. Надобно отдать ему справедливость, он делает много хорошего для населения петербургского, особенно для бедного люда и страждущего человечества. Деятельность этого человека изумительна.
Вечером заехал я к баронессе Раден проститься по случаю отъезда. Умная и доброжелательная женщина.
30 августа. Четверг. Утром по случаю царского дня был в Александро-Невской лавре; вечером выезжаю с курьерским поездом на Москву, Харьков, Одессу.
4 сентября. Вторник. Мелас (на Южном берегу Крыма).
Проездом через Полтаву, в субботу, виделся я на железнодорожной станции с князем Кочубеем, от которого получил планы купленного у него имения в Крыму и некоторые по тому же имению документы; но переговорить с ним о деле не успел.
2 сентября, в воскресенье вечером, приехал в Одессу, остановился в гостинице «Лондон». В тот же вечер и в течение утра следующего
Переход из Одессы в Севастополь был очень приятный; море совершенно гладкое, погода чудесная.
Сегодня, в 11 часу утра, при входе в гостиницу Киста встречаю генерал-адъютанта Попова, который предлагает мне осмотреть его первую «поповку», названную «Новгород» [8] . Странное это судно, похожее на плавающий круглый островок, с шестью паровыми двигателями и двумя орудиями. Не верится, что эта круглая машина – действительно морское судно. Работы еще не совсем окончены, пока всё вчерне.
8
Поповка – тип броненосцев береговой обороны. – Прим. ред.
После осмотра «поповки», исполнив кое-какие свои дела, выехал из Севастополя в час пополудни на лошадях и к пяти часам уже спускался к Меласу – тихому приюту моей семьи. К вечеру приехала туда старшая дочь из Ливадии. Таким образом, собралась наконец вся семья, за исключением лишь сына, ожидаемого еще из дальних стран восточных.
5 сентября. Среда. Именины старшей дочери Лизы и рождение Маруси. Утро провел у нас сосед наш, Николай Яковлевич Данилевский, приехавший вместе с доктором Пясецким. Получили приятную телеграмму от сына, извещающего из Орска, что едет в Крым и будет 7-го числа в Саратове.
6 сентября. Четверг. Фельдъегерь Федоров прискакал из Ливадии с конвертом от графа Адлерберга, который по высочайшему повелению препровождает мне представленную государю статс-секретарем Деляновым (управляющим Министерством народного просвещения) записку о том, чтобы впредь не допускался прием в Медико-хирургическую академию молодых людей, не окончивших полного курса классической гимназии с аттестатом зрелости. Допущение в Академию гимназистов, окончивших курс только VII класса, испрашивалось мною два года сряду в виде временной меры, которую считал я необходимой, чтобы не остаться вовсе без врачей. Нынешние классические гимназии доведены до того, что выпускают с аттестатом зрелости по одному или по два ученика в год, а потому трудно надеяться, чтобы из такого малого числа выпущенных могли исключительно пополняться все факультеты университетов и Медико-хирургическая академия. Однако ж я предвидел, что рано или поздно Министерство народного просвещения поднимет вопрос о прекращении временно допущенного отступления от общего положения; но полагал, что вопрос этот все-таки будет подвергнут обсуждению или в Комитете министров, или в особой комиссии и уж тем более не будет решен без моего участия.
Вместо того на означенной записке Делянова прямо положена карандашом высочайшая резолюция: непременно прекратить ныне же допущенную временную меру. [Препровождая мне для прочтения такую неприятную резолюцию, граф Адлерберг вместе с тем извещает меня, что 11 и 12 сентября государем будут произведены смотры в Севастополе и его величеству угодно, чтобы я там находился, поскольку граф должен остаться в Ливадии при императрице. Возвратив ему немедленно записку Делянова, не скрыл я от графа Александра Владимировича, что высочайшая резолюция огорчила меня, и прибавил, что приеду прямо в Севастополь, а не в Ливадию, как меня приглашали. В действительности же думаю вовсе не ехать, сказавшись больным, не желая служить заместителем графа Адлерберга.]