Дневник. Том 2

де Гонкур Эдмон

1350, даже 1572 франка. Все в жизни возрастает в цене, даже

искусство убивать друг друга становится очень дорогим.

Что до предметов в этом музее военного хлама, многое го

ворящих историку нравов, то, например, плеть, с которой Мю

рат скакал в атаку при Эйлау, сказала мне больше, чем все

опубликованные истории этой битвы!

Воскресенье, 20 октября.

Утром — визит датского критика Брандеса: он рассказы

вает

о моей широкой популярности в его стране и в России.

Мы вместе удивляемся снобизму Тэна и Бурже, замеченному

Брандесом. <...>

Пятница, 25 октября.

< . . . > Нынче вечером приходит обедать Жеффруа. Он при

носит мне предисловие к «Жермини», написанное им для изда

ния в трех экземплярах у Галлимара. Следовало бы назвать это

предисловие «Женщина в творчестве братьев Гонкур». Оно

сделано превосходно, с волнующей меня ноткой нежности. Ни

когда не было написано о двух братьях ничего столь возвышен

ного по мысли и художественного по исполнению. Ах! Если б

Дельзан сделал о нас книгу такого рода! *

Воскресенье, 29 октября.

< . . . > Чтобы хорошо чувствовать живопись, нужно ощущать

красоту глазурной слезы на глиняном кувшине, окраску лепе

стка у цветка, тон соуса в рагу, словом — кучу вещей, не име

ющих отношения к живописи маслом, но восприятие которых

31 Э. и Ж. де Гонкур, т. 2 481

предрасполагает к правильному суждению о ней. Я спрашиваю

вас, обладают ли Тэн и Золя, с какой стороны ни посмотри, хоть

малейшим чувством всего этого. Они судят о живописи, как

Гизо, как Тьер, — с точки зрения литературы, — судят нелепо,

как слепые, поставленные перед картиной и выслушавшие рас

сказ о ней.

Суббота, 9 ноября.

Я раздумываю над тем, что я хотел бы сделать в свои послед

ние годы, если бы господь подарил мне еще десять лет жизни, —

сохранив мне разум и зрение. Я хотел бы написать сатириче

ский водевиль, эта мысль неотступно преследует меня, — воде

виль, который был бы произведением нового жанра в моей дра

матургии. Затем — исследование об эротике: этот замысел уже

давно созрел у меня, и я хотел бы медленно его завершать,

привлекая к этой теме как можно больше искусства и все воз

вышенное философское умозрение, на какое я способен. И все

это — одновременно с биографиями четырех актрис, которые

мне еще остается написать, и еще с одной серией: тщательно

обоснованными гипотезами и открытиями,

относящимися к

экзотическому материалу — творчеству пяти крупнейших ма

стеров японского искусства: Утамаро, Хокусаи, Гакутеи, Ко-

рин, Ридзоно.

О! Как хотелось бы, чтобы мне были даны эти десять

лет при тех условиях, какие я прошу; ибо чувствую, что, хотя

я совсем стар, я б еще сумел нацарапать пером кое-что, в чем

опередил бы свое время.

Воскресенье, 24 ноября.

Вчера Доде на обеде, который он дал критикам в благодар

ность за успех его пьесы, — ибо в этом году он заработает двести

тысяч франков, — рассказал Сарсе и Вольфу, как он бедствовал

в юности, когда у него не было рубашки на смену той, что он

отдавал прачке, когда рваные подошвы его башмаков чавкали

по грязи, когда он голодал, не имея куска хлеба.

Доде рассказывал о дружбе с этим ужасным Вероном, кото

рый уже зарабатывал деньги, но никогда не справлялся, обе

дал ли Доде, — а ведь у него еще не было своего заработка. Он

вспомнил, как однажды ему совершенно нечего было есть, и он

улегся в постель; тут зашел Верон и спросил, почему он уже в

постели, на что Доде ответил, что от скуки. Тогда Верон сказал,

что распорядится относительно своего обеда и будет обедать

подле его кровати. И Верон съел весь обед, так и не спросив:

482

«Не хочешь ли кусочек?» Доде сумел скрыть свои страдания и

свое безумное желание отведать ветчины, вкус которой жил в

его памяти.

И он снова вспоминает свое нищее прошлое в отчем доме,

слезы матери, скверное настроение отца, разговоры по углам,

тайком от детей, ночные вылазки брата, относившего вещи в

ломбард, арест на имущество и продажу всей движимости,

слова отца, сказавшего ему, что теперь он сам должен зараба

тывать себе на жизнь, — а ему было всего пятнадцать лет!.. И

Доде рассказывает, сколько платили литератору в те времена,

когда он печатал в «Фигаро» всего одну статью в месяц, и гово

рит о радости, — да, о радости, — которую он испытывал, когда

вечером мог вернуться со свечой, со свечой, обеспечивавшей ему

четыре-пять часов чтения или работы ночью, — и, дотронувшись

до своей руки, он говорит, что сохранил еще в пальцах ощуще

ние шершавой бумаги, в которую завертывали свечи.

Среда, 27 ноября.

Остроумничанье убьет все во Франции. Оно уже убило ре

лигию, армию... подточило семью, пощадив, однако, мать —