Дневник
Шрифт:
— Так что? Твое мнение?
— Насчет картины? — переспросила Мисти. С домом нетесаного камня. Она потянулась и выровняла ее.
А Питер глянул вбок, не поворачивая голову. Перекатил глаза, чтобы посмотреть на картину у плеча, и сказал:
— Я вырос в доме по соседству с этим. Тип с книгой — это Брэтт Питерсен.
А потом он громко, чересчур громко, объявил:
— Мне нужно знать, выйдешь ли ты за меня замуж.
Вот так Питер сделал предложение.
Так ты сделал предложение. Впервые.
Он был с острова, рассказывали все. Остров Уэйтензи,
7
«Мэйфлауэр» — первый корабль американских поселенцев.
Даже их чистокровные охотничьи псы по происхождению были кузенами.
Люди говорили, что на острове Уэйтензи все своеобразного музейного качества. Кособокий старинный паромчик, вмещающий шесть машин. Три квартала зданий красного кирпича по Лавочной улице: бакалейщик, старая библиотека с городской часовой ратушей, магазины. Старая дощатая обивка и террасы, опоясывающие древнюю закрытую Уэйтензийскую гостиницу. Уэйтензийская церковь, вся из витражей и гранита.
Тогда, на худфаковской выставке, на Питере была брошь в виде кольца грязно-синих поддельных самоцветов. Внутри был круг фальшивого жемчуга. Некоторых синеньких камешков на месте не было, и пустые ячейки скалились острыми зубками. Металлические части были из серебра, но погнутые и почерневшие. Острие длинной булавки торчало сбоку и вроде было покрыто ржавчиной.
Питер, держа в руках большой пластиковый стакан пива с оттиском какой-то спортивной команды, сделал глоток. Он сказал:
— Если ты не станешь рассматривать предложение выйти за меня, то мне нет смысла приглашать тебя на ужин, так?
Глянул в потолок, потом на нее, и пояснил:
— Я обнаружил, что такой подход позволяет каждому сберечь хренову кучу времени.
— Просто на заметку, — сказала ему Мисти. — Этот дом не существует. Я его выдумала.
Сказала тебе Мисти.
А ты ответил:
— Ты помнишь этот дом, потому что он по-прежнему в твоем сердце.
А Мисти сказала:
— Откуда ты, бля, можешь знать, что в моем чертовом сердце?
Большие каменные дома. Мох на деревьях. Волны океана, которые шипят и бьются об утесы коричневых скал. Все это было в ее белом грязном оборванном сердечке.
Может быть потому, что Мисти осталась стоять рядом, а может потому, что ты решил — она толстая, одинокая и убегать не станет, ты глянул на брошку на своей груди
— Нравится?
А Мисти спросила:
— Сколько ей лет?
А ты ответил:
— Много.
— А из каких она камней? — спросила она.
А ты ответил:
— Из синих.
Просто на заметку: нелегко было полюбить Питера Уилмота. Тебя.
Мисти спросила:
— Откуда ты?
А Питер легонько встряхнул головой, ухмыляясь в пол. Жуя нижнюю губу. Оглядел немногих оставшихся в галерее, сузив глаза, посмотрел на Мисти и спросил:
— Обещаешь не кривиться, если я тебе кое-что покажу?
Она оглянулась через плечо на друзей: те ушли к картине, висевшей на противоположной стене, но продолжали наблюдать.
А Питер сказал шепотом, все еще привалившись задницей к стене, склонился к ней и прошептал:
— Чтобы создать настоящее искусство, нужно страдание.
Просто на заметку, однажды Питер спросил Мисти, чем ей нравится та живопись, которая нравится. Почему, например, жуткая батальная сцена вроде «Герники» Пикассо оказывается прекрасной, а картина с двумя целующимися единорогами в цветущем саду кажется дерьмом.
Кто — нибудь вообще отдает себе отчет, почему ему что-то нравится?
Почему люди что-то делают?
Там, в галерее, где подглядывали ее друзья, должна была висеть и картина Питера, так что Мисти согласилась:
— Ну. Покажи мне свое настоящее искусство.
А Питер сербнул пива и вручил пластиковый стакан ей. Сказал:
— Помни. Ты обещала.
Он схватил двумя руками полураспущенный подол свитера и потянул его вверх. Подъемом театральной кулисы. Как занавес. Под свитером показался его впалый живот с произрастающей посередине дорожкой волос. Потом пупок. Показались волосы, торчащие в стороны между двух розовеющих сосков.
Свитер приостановился, укрыв лицо Питера, и один сосок вытянулся за кончик далеко от груди, красный и заскорузлый, прицепленный к изнанке старого свитера.
— Смотри, — произнес изнутри Питеров голос. — Брошка заколота сквозь сосок.
Кто-то коротко вскрикнул, и Мисти рывком оглянулась на друзей. Пластиковый стакан выскользнул у нее из рук, шлепнувшись на пол с пивным взрывом.
Питер опустил свитер и напомнил:
— Ты обещала.
Это была она. Ржавая булавка входила в сосок с одной стороны, пробивала под ним дорогу и торчала из другого края. Кожа вокруг нее измазана кровью. Слипшиеся и прилизанные от засохшей крови волосы. Это была Мисти. Кричала она.
— Я каждый день прокалываю новую дырку, — сказал Питер, нагибаясь за стаканом. Пояснил:
— Так я каждый день чувствую свежую боль.
Теперь, если присмотреться, было видно, что свитер вокруг брошки присох и потемнел от пятна крови. Хотя, дело-то было на худфаке. Она видела вещи и похуже. А может, нет.
— Ты, — сказала Мисти. — Ты псих.
Без причины, быть может, из-за потрясения, она засмеялась и пояснила:
— В смысле — ты монстр.
Ее ноги в сандалиях липли и хлюпали от пива.