Дневник

Загвоздина Наталья Александровна

СНЫ ОБ ИТАЛИИ

1

Хороню мировую тоску в Сицилийской дали – курит Этна. Хоровой непрерывный досуг демонстрирует ветреный этнос. Солнце, ветер беспечной игрой развлекают собравшихся разно, каждый – зритель, и каждый – герой представления «длящийся праздник». Спит и видит счастливый народ свет Мессины, свечение Этны. И предтечи горячие эти остывающих древних пород полнят разве заезжую душу едким дымом нездешней тоски. И не здесь схоронился тот скит, что сжигающий

пепел потушит.

2

К Липарским островам, сквозь Сциллу и Харибду, несясь на парусах, не алых, но тугих, как заново иду в Синайскую Хориву, ничуть не удивясь превратностям дуги пожизненной. Смотрю то за море, то в море — две полных глубины сливаются в одну вселенную, судьбу, дугу, ковчег. И морок уже не уведёт мой парусник ко дну.

3

На Этне пыль и сад. Пыльца. Как школьный пестик подвижный хоботок у бабочки. Под ней — подушка-палисад (трава, цветочный крестик) и камень, что ещё становится плотней под бабочки крылом, моей ногой, печалью невидимой; на глаз – неровен и зернист — лежит по горизонт застывшею печатью пред силою Творца пылающих зарниц.

4

В дожде. А был восторг Сицилии – в объятья нежнейшей из медуз (опаснейший цветок) попробовать не прочь попасть слегка опять я, с собою унося заветный завиток. Отметина. Стрела. Но здесь, в дожде, не сыщешь подобной красоты, плыви хоть сотню лет… Когда вокруг вода, и влажно ветер свищет, и рану бинтовать покажется – не лень. Напраслина. Где быть – одно. Но не казаться. Как праздничный кисель крахмальный кисея прозрачная медуз, чей жест – не наказанье… Больнее лжи ожог, чей вымышленный яд оставит рану долгую зиять. 8–11 июля

Маме

Мой ангел, сердце, всхлип младенческий короткий под занавес, сосуд, что светл и тонкостей, сквозь время, день за днём, без ропота (который?), под дверью сторожишь то мужа, то гостей нечастых… День за днём согбенней, и страшнее разлука до зари вечерней, а рассвет — всё дальше, всё трудней… Уже в твоей траншее — весь мир, и даже мы, глядящие в просвет меж страхов и забот твоих невозвратимых… …Как прочие живу и плачу, без наград обыденных, – прости, таинственный родитель, сменившая раёк на обретённый Рай. Прости своих детей. До вскопанного места, не видного ещё отсюда, – за него — протянется любовь посмертного замеса к тебе, уже давно – на землю – ни ногой. 10 июля

Московская картинка

Ю. П.

По трудной затопленной Трубной — вбосую. Одна из далёких облав — буксую. Кончается жизнь на молу — не мелко. Я после всего намелю — Емелька. Да сколько же было всем лет? Не вспомнить. Не жмурясь, гляжу осмелев, на всполох. Сегодня хоть дождь, но увы — не тот же ни город, ни я и ни Вы, прохожий. Мы в ногу уйдём за черту, за память. Я только ещё зачерпну — в запале — московское лето с грустцой и тайной, бульварную ленту, кольцо и танго. 11 июля

* * *

Мне

снилось золото Великого Ивана… Ю. Кублановский

Я вижу золото Великого Ивана. Потомок слаб – ему не впору крест. Какое сердце так возликовало, чтобы из сна изнежившего – в Кремль — стоять стеной, собором, колокольней. Как Лествичник. А здесь снует народ. У зрячего в груди звучит и колет. У спящего – бесформенный нарост. Мы будем умирать. По лествицы ступеням — и верным, и любым, — мы будем проходить, смолкая постепенно. И всё любить? Кремль, 14 июля

Словарь. Посвящение

Из чужеземных слов составленная книга, где дока-сибарит соседствует с серсо, знакомая игра – симптом (а намекни-ка!)… Нет «совести», и «стыд» отсутствует – персон чувствительных не тешащие слуха, и это, как ни глянь, стечение – не случай. Есть жуир и жонглёр (см.), журфикс, жантильный. Нет «жизни» (живота) и «жалости» пробел, поставленные за – ненадобностью – тыльно, за изгородью в круг впадающих проблем. 16 июля

ПИСЬМО (Из цикла)

1. На смерть А.

Боящийся грозы, болезней и деревьев, вдруг падающих ниц. Хранящий глубоко и трепетность, и ревность к чужих гробниц чередованью. Высота иссиня, воздушен мост. Взойди и оглянись – ты сильно как будто мог ступать (а боязно однако), держаться за. Как жизнь и смерть – не ставка на кон, не грома залп — дорога, путь, ответ свободной одной души — так ранит навсегда и больно о дно ушиб. Взлети! Ни птицей, ни витией — собой самим. И станет о таком вестимо, что Бог за ним. 23 июля

4. Искажение

Люблю прямое, ровное, люблю изгиб, наклон, колонну, ствол, былинки. Дарю и принимаю, и ловлю предчувствием и засуху, и ливни, к чьей правде прислоняюсь, и влекусь за нею до изгнанничества кущ. А ты, бедняк, бедняга, долго вкривь спускаешься. Смотреть невольно мне бы не стоило. Пристало – не смотреть. Смотрю. И слышу, как взывает в крик творящее – озвучено и немо, для каждого, отдельно, наотрез. 25 июля

САД. УПРАЖНЕНИЯ

1

Я б вырастила сад по сущему ранжиру Подателя. Но сны садовника жены, в отсутствие земли, садовника, транжиры весеннего тепла, всегда искажены надеждою на сад… Закладывая в подпол полученный талант, рискуешь и кривишь — душой, судьбою, всем, что подаётся в помощь, поддерживая жизнь в биеньи на крови. Я б вырастила дом, талант, надежду, веру, любовь к благим плодам, конечности цветов и таинству корней поднять на те же вехи и страждущий росток, и жертвенник святой — во славу Сада и Садовника. Таланта вперёд не занимать: изведан, извлечён, умножен, возвращён и выстрадан (да ладно ль?) — растёт, как дом и сад, не нами изречён. 26 июля