Дневник

Загвоздина Наталья Александровна

Вспоминая

Где горько так, что силы нет у век ни яблоко сберечь, ни приподняться, где губы поворачиваем вверх усильем неискусного паяца, где тоненькая плёнка на зрачке саднит слезою под закрытым веком… Мы – странствуем, не ведая – зачем так грезим, как о будущем – о ветхом. 19 февраля 2005

Продолжение

Перечит глазу зримого стоп-кадр. Здесь занавес, а то была – Завеса. Как если бы не… Не того замеса проходит жизнь, прошедшая сто крат… Не наша, не для нас, не нам – заместо. Заместо

снегиря не красногруд ни братец воробей, ни птаха рядом, не знавшие особого наряда… Особого – похожего на груз. Мы ж, ведавшие, что такое грусть, соткали жизнь, похожую на рядна… О, грубый холст… О, редкой нити ряд… Плетись, пока мы тут, без перерыва, чтоб в зримое смотреть и не терять ни взгляда на… Ты смотришь ли? Ты рад смотреть, как смотрит вглубь библейский рыбарь? Заместо жизни – жизни не прожить. За занавесом кроется Завеса. Сокрытое безмолвно и словесно. Свободные исполнив виражи, сотки своё вместилище Завета. 22 февраля 2005

* * *

Где грустно так, что вечер – как ни глянь, где ночь длинна, а утро безответно, где в видимую явь врастает мгла, как хлопковых коробочек соцветья, исторгнувшие плоть… Цветёт туман, сплетает время хлопковые нити… И ближе на стежок подходит март, пока его холстина только снится. 23 февраля 2005

Из Абрамцева в апреле…

Уже бо и секира при корени древа лежит.

Мф. 3, 10

Лимонница – спешащим лепестком прикинувшись в означенном апреле, присыпана, как шёлковым песком, пыльцою кисло-жёлтою… А прежде… Здесь был Раёк – неспешно плыл песок времён – в часах, в волнах соседней речки… Здесь Родина исхожена пешком, и слышны приснопамятные речи Отечества попранного сынов… Здесь падают подкошенные древа… Но недругов не вечен и не нов удар… Коль ждёт секира – древле. 30 апреля 2005

* * *

Захарова, Голицына, Вязём мелькал пейзаж в пылающем закате, и вспыхивал у сердца, и за картой окрестности, невидим, невесом, тот кадр, что называется – за кадром. Толикий груз – ату его, ату! Чего блазнишь без сроку и без меры? Как будто можно душу на лету измерить неуступчивым безменом иль вымерить – у времени – бессмертье?! 11 мая 2005

ДВА ПОСВЯЩЕНИЯ

1. Спустя… в Муранове

Минуло тридцать – вяжет канитель свои узлы, сцепляя чёт и нечет, то нет, то да, то отозваться нечем, то тем молчим, то говорим – не тем. Что три, что тридцать, что совсем не счесть холмов, дорог, пути вперёд и в горку… Лишь – было, и смотри – уже ни с чем идём и попираем тверди корку. А здесь – всё то ж, и узко канапе, и сумерки стесняют анфиладу, и кажется, что можно канитель оставить… и отправиться в фиакре… В Италию, в Неаполь, к Богу в Рай… Иные дни – иных поэтов «детство»… И молвится – чтоб отправлялись враз… И слышится – что никуда – не деться… Мураново, 22 мая 2005

2. Вне темы

В шалмане солнечном – не так, не то, не те… Кочуют тонкорунные барашки по горкам золотым… А здесь –

вне тем — базар – вертеп – и рыбные баранки… Крепчает дух из соли с чешуёй — бежим, бежим! – не Керчь и не Одесса… И – рядом – помышляя о своём и примеряя общие одежды — мы ходоки из меченого детства, из молодости меченой – не деться! Мураново – Ау! Так с чем? – уйдём. 26 мая 2005

Воспоминание о Родине

Да так и плыть! – в ковчеге золотом, дышать пыльцой нетронутых растений, чтоб разглядеть за жизнью, за листом бумажным – Жизнь, и вместе с теми остаться, кто остался – не растерян. Здесь не парад, здесь грудятся дома в один ковчег, сбирая тварь по паре, но это – путь не Ноев, не в Дамаск путь Савла, и не мойры, парки творят судьбу… Оставим мудрецам что – далеко… Останемся поближе. И убирая время от лица, вдруг разглядим, что вылеплено – лишним. Кострома, 8–15 июня – Москва, 21 июня 2005

ТРОИЦА В ЭЛЕКТРИЧКЕ

1

Пион как пачки балерин на озере, где доброе и злое — ожившее – выкручивает па, и падает, и держится в изломе стопы, судьбы… И воздухом дыша одним – вдруг разделяется на выдох… Пионова воздушная душа склонилась, как балетные на выход.

2

Чьим ирису пристало платьем стать, что золотист, лилов и будто бы небрежен? Так ветер оборачивает стан, у линии безбрежных побережий, испанки, андалуски… Но зачем так далеко, так горячо, так южно? Коль ветру не назначено – за чьей спешить душой – испытанной иль юной… 19 июня 2005

3

…И прочих – хор, что сложены в букет — свечной люпин, дурманящий чубушник, назначенные в вазу, на буфет поставленные, видимо, что будут… Что будут. Будут… Будут? Грузный век прижал к земле и душу в персть впечатал, и, радугу срисовывая с век, полощет в мироздании печальном, раскладывая прачкой на цветах свои холсты, как древние крестьяне, златые – расправляя над крестами, и целое слагая из цитат. 20 июня 2005

Перемена, или в ответ

Двадцатый день июня – Духов день. Что ветр принёс? И дул ли от Сиона? И не был ли толикой моциона, парящей в безвоздушной духоте? О, нет. Я помню Холм, и Шум, и Вихрь, коленопреклоненье в твердь Сионю, с падением и с жаждою – с иною, с ненадобностью составленья вирш… Москва дрожит, и дождь стоит стеной, иной ретиво ждёт зонта укрыться, иной – молчит, сверяя скреп у крыльев, взлетая – из утробы – гостевой. 20 июня 2005

* * *

Когда бы на Басманную – в Москву! — что за дела?! С билетом в третьем классе три барышни, актриса – тот же классик, перемешавший горечь и тоску, и ласку – свет и тень… Сойдя со сцены, вдруг разошлись, оставшись между нас, как будто – без лица, без слов, без цели… Но не давая драму – на бестселлер переменить, когда с душою смежена душа… Короткий миг… что жнёт и сеет. 29 июня 2005