Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
Дальше он охарактеризовал этапы нашего наступления. Касаясь непосредственной борьбы за Киев, он сказал, что тут надо сначала бесспорно прорвать фронт противника, разбить его силы и только после этого овладеть Киевом. В свете его слов, эта операция выглядит совершенно самостоятельной, независимой от предыдущего наступления.
— Ожидал ли противник, что мы так быстро выйдем на Днепр?
— Безусловно не ожидал. Но все же он успел стянуть большие силы. Он пытался удержать за собой и предмостные укрепления на левом берегу. Немцы очень крепко держались в
Рассказал он о силах противника, охарактеризовал основные черты наступления, отметил отличную работу авиации.
В конце беседы пришел Н.С. Хрущев и прочел по служебному выпуску ТАСС румынские статьи, свидетельствующие о полной панике в Румынии.
— Вот дураки, — сказал Хрущев. — Сами себя секут сейчас.
11 октября.
Сегодня вечером был у командующего бронетанковыми силами фронта генерал-лейтенанта Андрея Штевнева. Чудная ночь, лунная, светлая. Ехали до него с час с провожатым. Недалеко, в стороне, над переправой висят немецкие люстры.
Генерал встретил нас (меня и Непомнящего) в той же пижаме, в которой я видел его в прошлый раз в августе. Он только что приехал из корпуса Кравченко, был зверски усталый.
— Сколько вы не спали? — спросил я.
— Вчера заснул часика на два.
Начиная беседу, я достал карту. Он резко схватил ее, склонился над ней и замер. Молча он смотрел на участок севернее Киева и думал. Пять минут, десять, пятнадцать. Изредка он бросал отдельные слова.
— Сегодня Кравченко пошел. С хода. Там на этом пятачке не удержишься для сосредоточения. Так что переправлялись через Днепр и прямо в дело. Бомбит, блядь, но ничего. Артиллерия? У нас своя артиллерия. Должен был сегодня он выйти к Ирпеню и к вечеру форсировать его. Вот жду донесения. Укрепления по Ирпеню? Солидные, еще наши. Я их хорошо помню. Серьезные. А оттуда ударить на Ворзель и западнее Святошино — на Житомирское шоссе.
— Тогда немцам надо тикать из Киева, — взволнованно сказал Непомнящий.
— А вы им подскажите, — усмехнулся генерал. — А с юга пойдет Рыбалко. Бо-о-о-льшая сила у него. Ну ему труднее — дальше, сил у противника больше. Контратаки? На Кравченко вначале кинулось 30 танков. Зажгли восемь, остальные ушли. Местность? Тяжелая: леса. Это только в кино танки ломают деревья. Силы противника? Восемь танковых дивизий: 2-я, 5-я, 7-я, 8-я, 11-я, 19-я и т. п., часть танков тяжелые, остальные средние, много самоходных пушек, в том числе «Фердинанды».
Он снова кинулся к телефону:
— Чайка! Чайка! Почему не даете Чайку?
Адъютант принес ужин, вина. Он угощал, сам не ел («не хочется»), усиленно потчевал.
— Давайте выпьем первый тост за Киев — предложил он.
Потом лег на койку, попросил веселой радиомузыки и долго рассказывал про детство (он был грузчиком с 12 лет, потом машинистом на юге в Мелитополе), вспоминая десятки имен и историй.
— Завтра поеду к Рыбалко, — сказал он.
Сидели у него
12 октября.
Вечером был у и.о. нач. штаба 2-й воздушной армии полковника Катца.
— В 7:40 утра Рыбалко пошел. Была большая помощь с воздуха. Пошел в изгибе Днепра у Зарубену. Мы бросили туда всю авиацию. Непрерывные удары с утра и до вечера по узкому участку — чтобы дыхнуть было нельзя. За день 1200 самолетовылетов.
Судьба решится завтра — будет ясно: подтянет сюда кременчугскую группировку или нет. Подтянуть — оголит юг, не потягивать — туго тут. При благоприятном развитии судьба решится в 4–5 дней, при затяжке — две-три недели. Сейчас противник сильно готовится к контратакам. Видимо, завтра хочет вернуть положение. До этого — помогали Черняховскому отбивать контратаки.
14 октября.
Темна вода во облацах. За вчерашний день было продвижение, но небольшое. Позавчера наши войска прорвали первую линию обороны в излучине и продвинулись на 6 км. Сегодня — ничего. Немцы контратакуют силами до двух полков и даже двух дивизий при 100 танках. По официальным данным, как сообщил сегодня генерал Тетешкин, за вчера убито 6000 немцев. Можно судить о силе драки.
Вчера вечером собрались у «Комсомольцев» и майор Саша Гуторович пел под гитару песенки своего сочинения. Это солдатская батальная лирика. Полет слащаво, но искренне и доходит хорошо. Песенок своих он не публикует и считает их пустяком.
В связи с затяжкой, народ разъезжается. Позавчера улетели известинцы, сегодня — комсомольцы.
Вот одна из песенок Гуторовича:
ПИСЬМА.
Война! Война! Но как на грех,
Терзая и дразня влюбленных,
За тыщи верст и сотни рек,
На фронт приходят почтальоны.
Что письма? Так, любовный бред,
Страстей бесплодные желанья,
И через скуку длинных лет
В воображении свиданья.
Нет, им любви не заменить.
Они способны лишь тревожить
Те чувства первые любви,
Что нас значительно моложе.
Гонцы веселья и смертей
В конвертах с голубой одеждой
Их ждут с тревогой у дверей
Не потерявшие надежды.
Им надоело долго ждать.
Утешьте их. В краю родимом
Пусть не хоронит сына мать,
Жена не плачет о любимом.
Когда мы залпом их прочтем,
Они напомнят нам, что где-то
Всё существует отчий дом,
Жена и мирная планета.
Кто был разлукой искушен,
Тот знает: трудно жить влюбленным.
Мужья сильней ревнуют жен,
Чем жены их — к неверным женам.
А встреч все нет. Война! Война!
Поля, забрызганные кровью,
Судьбой распятая жена
Клянется честью и любовью.
Поди проверь за тыщи верст
Какие в доме перемены,
Кого сам Бог к жене занес,
Благословляя на измены.
А все ж сильнее счастья нет,
Чем почтальона стук в оконце.
С волненьем надорвешь конверт
И на душе — весна и солнце.
Будь я доктором в местечке
И умея тела вскрывать
Я б хотел в руках сердечко