Дневники 1932-1947 гг
Шрифт:
В Москве опять холодно. Топят всюду холодно. В редакционном кабинете у меня мерзнут пальцы и ноги. Худо со светом: во всех домах выключают с 8 до 5 ч вечера. Газ не горит. В городе, говорят, сыпняк — отдельные случаи. Локализуют быстро.
31 января.
Наступление все прет и прет. В действии все фронты. Начали доколачивать и в Прибалтике. Начали там дней десять назад, но идет дело медленно. Пока объявили только Клайпеду. По остальным фронтам идет хорошо. В иные дни стреляют салютами в Москве по пять раз в день. А вчера не было ни одного салюта — так москвичи
В Восточной Пруссии немцев окружили. Они попробовали вырваться на северо-запад, к Эльбингу. Сначала продвинулись, вчера остановили. Познань окружена Жуковым, а позавчера (правда, Макаренко сообщил об этом еще в субботу-27-го) его войска пересекли тоже границу. Немного застопорилось дело в Силезии, уже дней 7–8 стоим под Бреслау. Топает понемногу и 4-ый Украинский — по Карпатам. Зимой!! Ну и участочек им достался!
Будапешт еще держится. Вчера бросили туда авиацию — дым пошел. Так его и надо, очень уж церемонились.
В Берлине — паника. Дают эвака!
А союзнички все стоят… Вот терпеливые.
Почти через день пишу передовые. Последнюю написал вчера.
Яша Рюмкин блестяще слетал в Будапешт. Он вылетел 19-го января на «Дугласе». Дошел до Арада. Там уходил на фронт полк «Ил-2». Уговорил летчика, сунул с собой в кабину. Затем подлетел на «У-2» до штаба фронта. Выпросил у генерала машину. Притопал в Будапешт. А снимать нельзя — нет погоды. На следующий день чуть развиднелось. Снял. В машину. На связной аэродром. Туман. «Убьешься, нельзя». Уговорил. Дотопал до Арда. Стоит «Дуглас», винты вертятся. Туда. Шли на 5000 м — из-за погоды. Как и туда, шла кровь носом и из ушей.
И вот вваливается ко мне 21-го:
— Снимки нужны?
— Ты откуда?
— Из Будапешта.
— Врешь! Иди, разыгрывай других, мне некогда.
Еле уговорил.
Новое партбюро энергично берется за дело. Вчера закончилось созванное им двухдневное совещание актива о фельетоне. Вместо доклада Заславский рассказал «Как я стал фельетонистом». Очень интересно. Выступали Поспелов, Рыклин, Верховцев, Штих, Гершберг, Рябов и др. Завтра — бюро о своевременном выходе. Вчера нам снова строжайше приказали сдавать в 4:30. Вчера, впервые за месяц, уложились. А то все — 6:30.
Холодно. В редакции — все в пальто — минус 20!!
6 февраля.
Наступление понемногу утихомирилось. Уже несколько дней нет в сводке 1-го Укр. фронта. Там, южнее Бреслау, мы форсировали Одер еще дней 10 назад, но, видимо, туго расширяется. Тише стало и на 1-м Белорусском обкладывается со всех сторон Франкфурт на Одере, правым флангом заняли Бэрвельде (в 70 км. от Берлина — это же их Кубинка!! Вспомнить только, что делалось у нас, когда немцы были в Кубинке!) Войска 2-го Белорусского в основном стоят стеной и не выпускают немцев из Восточной Пруссии, а войска 3-го Белорусского (Черняховского) жмут их. Места им там осталось чуть. Между делом 2-ой Белорусский окружил Эльбинг. В Будапеште продолжается драка.
Прежней стремительности (20–30 км в среднем по всему фронту) уже нет. Дни проходят без приказов. Это понятно. Нельзя
Из немецкой Силезии прилетел наш фотокорр. Устинов. Летел 5 дней. Был в Оппельне, Крайцбурге. Рассказывает — немцы уходят подчистую, во всех городах не видел ни одного! Все вещи брошены, скот бродит, его наши рубят, колют на харч, но не перекололи. Жили там все богато, по горло. Много наших вещей, товаров, машин. Города побиты, но не очень. Часты пожары — солдаты разложат костер в доме, покидают туда мебель, а загасить не всегда умудряются. В лесах — немецкие полки, дивизии, отставшие, сбившиеся с толка.
Немцы вовсю эвакуируют Берлин.
Начали брать к нам «стариков». Ильичев их всячески отваживал, сейчас его нет — берем. В иностранный взяли замом Бориса Изакова, он сейчас трижды орденоносец, был у партизан, был тяжело ранен, лежал год, но нога и сейчас болит — с костылями. В Экономический взяли спецкором Раневского — он работал последнее время в ТАССе, уволили его от нас лет 7–8 назад из-за ошибки (придравшись!!). Замом в отдел обзоров взяли Бориса Горелика. Поспелов мне вчера сказал: «Вот собираются опять ветераны».
Был у нас режиссер кино Калатозов. Он провел полтора года в Америке. Рассказывал свои впечатления. Высокий, большеглазый, солидный, в сером костюме.
Войны средний американец не чувствует. Бешено разрослась промышленность, безработицы почти нет, все работают на войну, и все боятся кончится война, что тогда делать, опять безработица. Живут крепко, некоторые ограничения только на обувь, сахар и еще кое-что.
Заводы всюду. Даже в Калифорнии, около Голливуда, авиазаводы «Дугласов». О Советском Союзе знают по-прежнему мало, считают все происходящее чем-то вроде чуда. Очень популярен Сталин, Рузвельт популярен, Черчилля не любят. Пресса Херста весьма сильна, недавно съела Чаплина, обвинили его в совращении девушки и прижитии ребенка. Грозило 10 лет, он нанял адвоката за 100 тыс. долларов, еле вывернулся, Рузвельт его бросил на съедение Херсту.
В кино военной тематики нет. Американцы уже два года перестали делать военные фильмы, говорят — народ устал от войны. Газеты выходят в прежнем объеме. Читать — мало читают, Хемингуэя у нас знают больше, в Америке его считают нереалистом. Русских писателей не знают. Среди белогвардейцев громадный раскол. Большинство — за Советский Союз, руководят всеми сборами в пользу СССР и т. д. Но есть и сильные враги, издается даже газета «Русский фашист».
С неграми дело полегче, есть театры негритянские, берут их и в армию.