Дневники Берии — не фальшивка! Новые доказательства

Кремлев Сергей

А вдруг у Лаврентия Павловича и впрямь имелись скрытые таланты, открыто продемонстрированные Александром Пушкиным и Сергеем Есениным? Писали же стихи брежневский «чекист № 1» Юрий Андропов и горбачёвский «президент СССР» Анатолий Лукьянов.

Даже герой Сталинграда маршал Ерёменко однажды разразился поэмой, как о том свидетельствует поэт Константин Симонов. Правда, в последнем случае Симонов, которому командующий Сталинградским фронтом, вдохновлённый только что одержанной победой, показал свою «поэму», отговорил «собрата по Парнасу» от обнародования своего опуса».

Так

почему бы и маршалу Берии быть чуждым тому, чтобы глотнуть порой из Ипокрены — волшебного источника вдохновения, образовавшегося на горе Геликон после удара Пегаса копытом?»

И не только глотнуть, но и попытаться найти благодарных слушателей и ценителей своего творчества среди коллег по Политбюро и ГКО».

То есть если бы в тексте дневников содержались указания на то, что Берия писал стихи или сочинял симфонии, то даже такие указания нельзя было бы определять как результат «умоделия» Кремлёва. А вдруг в лице Лаврентия Берии мы и впрямь имели непризнанного Александра Пушкина или хотя бы Евгения Евтушенко-Гангнуса?

Нет, только если бы в тексте дневников позднее отыскалась другая запись, например: «20 декабря 1949 г. Наконец-то мою поэму «Великий Сталин на Кавказе» опубликовал массовым тиражом «Гослит» в кожаном переплёте с золотым обрезом. Коба предложил заменить псевдоним на «Сергей Пушкин». Оформили постановлением Совмина, так и издали в честь юбилея Кобы», — то вот такую запись профессор Козлов имел бы все основания отнести к «открытому» им третьему информационному пласту дневников и оценить как «исключительно сознательную фальсификацию».

Но профессор Козлов ни на одну подобную запись не указывает. Зато облыжно объявляет все записи, отнесённые им к придуманному им же «третьему информационному пласту», фальсификацией.

Ну-ну…

Подведём итог «пластования» профессором Козловым текста дневников на три пласта и последующего «третирования» этих пластов.

Задумаемся: что признал, сам того, естественно, не желая, профессор Козлов в итоге своего анализа?

А вот, пожалуй, что».

По признанию профессора Козлова:

1. Текст дневников Берии разделяется на три информационных пласта.

2. Первый пласт полностью подтверждается подлинными и достоверными документами.

3. Второй пласт не подтверждается документами прямо, но не противоречит документам.

И хотя информация этого второго пласта, как пишет профессор Козлов, «невнятно, а то и вовсе» не отражена «в подлинных и достоверных документальных исторических источниках», в соответствии с собственной оценкой моего оппонента можно говорить о косвенном подтверждении документами исторической достоверности и второго пласта.

4. Третий пласт не подтверждается какими-либо историческими документами ни прямо, ни косвенно, но и не опровергается ими!

Плюс ко всему этому — по признанию самого профессора Козлова — дневники имеют безупречную хронологию, полностью совпадающую с достоверной исторической хронологией.

Вывод же профессора Козлова из его же собственной констатации оказывается почему-то на удивление нелогичным: «Дневники —

плод умоделия Кремлёва».

Ну-ну…

А ведь в трёх томах дневников Берии есть ещё и четвёртый, так сказать, пласт информации, о котором профессор Козлов не упомянул явно не по забывчивости.

Этот пласт — мои развёрнутые комментарии, справки и примечания к дневникам Берии. И это очень немаленький пласт.

Оригинальный текст дневниковых записей Л. П. Берии занимает в общем объёме публикации не так уж и много места. Эти записи, что вполне естественно, — лишь малая часть того, что вошло в три тома дневников. Основную же часть трёх томов составляет мой собственный текст, где я выступаю как комментатор текстов Л. П. Берии.

Подобное соотношение комментируемого текста и комментариев и примечаний к тексту отнюдь не такой уж редкий случай. Например, вся переписка Ивана Грозного с князем Курбским занимает около 50 страниц современного типографского текста. Однако академическое издание переписки Ивана Грозного с князем Курбским в серии «Литературные памятники» имеет объём более чем в 420 страниц.

На 50 страниц оригинального текста — 370 страниц предисловия, послесловия, комментариев и примечаний.

Пожалуй, примерно так же соотносятся в публикации дневников Берии текст их автора, то есть непосредственно Л. П. Берии, и текст их комментатора, то есть Сергея Брезкуна (Кремлёва).

И вот об а том, четвёртом, информационном пласте — комментариях и примечаниях публикатора дневников Берии — член-корреспондент РАН профессор В. П. Козлов почему-то не сказал фактически ни слова.

Как ни странно, профессор Козлов никак не аттестовал ни те достоверные, но замалчиваемые исторические сведения, которые я привожу, ни мои комментарии. Он даже не пытался дезавуировать то видение эпохи Сталина и Берии, которое заявлено в комментариях Кремлёва к дневникам Берии.

Так почему профессор Козлов обо всём этом предпочёл умолчать?

Более развёрнуто мы поговорим на эту тему позднее, но кое-что скажу сразу.

Всё, что касается непосредственно исторических сведений и данных, содержащихся в четвёртом информационном пласте, абсолютно достоверно и аутентично, поскольку всё там опирается на те документы, которые были опубликованы коллегами профессора и членкора В. П. Козлова уже в антисоветские, антикоммунистические, антисталинские и антибериевские годы.

То есть мои комментарии, смею заявить, являются не просто некими моими досужими рассуждениями, а каждый раз подкрепляются точными историческими данными и фактами.

И всё это бьёт фальсификаторские потуги официозных историков наповал!

Правда истории — даже та её часть, которую профессоры-академисты выпустили на свет божий мизерными тиражами в дорогостоящих сборниках документов и других печатных источниках, мало доступных широкой народной массе, — не за этих профессоров!

Вот и приходится им помалкивать…