Дневники исследователя Африки
Шрифт:
Подарил Матаке безделушку на память о том, как он отправил обратно людей с берега Ньясы; он ответил, что всегда будет поступать так же. Поступок Матаки тем более ценен, что он действовал по собственному побуждению.
Сипаи стали совершенно невыносимыми. Если я от них не избавлюсь, то мы все умрем с голоду, раньше чем сумеем выполнить задуманное. Они болтаются позади, собирая дикие фрукты, и последний наш переход (законченный нами утром восьмого дня) занял у них от четырнадцати до двадцати двух дней. Они убили последнего осла, которого я дал на время сержанту, чтобы нести его вещи; сипаи били осла по голове, когда шли по болотистым местам, в которые бессмысленно загнали нагруженное животное. Сержант нагнал их, они притворились, что от слабости не могут идти дальше; убили молодого буйвола и съели его, когда им показалось, что они могут выдумать подходящую историю в свое оправдание. Сипаи сказали, что буйвол издох и его
Это достаточно говорит об их «правдивости»: в Африке нигде нет полосатых тигров. Все, кто хотел уклониться от работы или вообще вести себя плохо, неизменно водили компанию с сипаями. Их разговоры, видимо, устраивали злодеев, и все они составляли такую неприглядную шайку, что мне было стыдно за них. Сержант не имел у них никакого авторитета, и у всех сипаев был мрачный, упрямый взгляд людей, идущих туда, куда их заставляют идти, хотя они этого совершенно не желают. Это их упрямо-виноватое выражение лица так бросалось в глаза, что мне много раз приходилось слышать, как местные жители говорили: «А это рабы партии». Когда сравниваешь их с африканцами, то видишь, насколько эти сипаи лишены бодрости и смелости. Завидев деревню, сипай сворачивал с дороги и самым униженным образом просил подаяния или же ложился и спал; единственным оправданием, которое он потом приводил, было то, что у него стерты ноги.
Когда я позволил нескольким из них спать у огня в моем доме, они начали расхищать все, что могли продать, – патроны, ткани, мясо, и мне пришлось их выгнать. Тогда один из них пригрозил, что застрелит моего переводчика Симона. Сипай повторил эту угрозу трижды. Подозреваю, что подобные угрозы помешали сержанту проявить свою власть. Я окончательно решил избавиться от сипаев и отправить их обратно на морской берег с первым встречным торговым караваном. Возможно, что найдутся сочувствующие им, которые станут на их сторону, но я уже испробовал все, чтобы сделать их полезными членами экспедиции.
Я дал восемнадцать ярдов коленкора сипаям и сорок восемь ярдов Матаке и договорился с ним, что он будет выдавать им пищу до прибытия почтенного торговца Сулеймана. Его ждали со дня на день, и мы встретили его караван недалеко от города. Если сипаи решат идти и забрать свой багаж, то, конечно, они будут в полной безопасности. Сержант попросил разрешения идти и дальше со мной. Я согласился, хотя он лишний груз для отряда; впрочем, в затруднительном положении он тоже мог пригодиться.
Среди толпы, приходившей посмотреть на нас, Абрахам узнал своего дядю. Абрахам назвал себя и выяснил, что после того как его обратили в рабство, его мать и двух сестер тоже продали арабам. Дядя уговаривал его остаться, Матака также настаивал на этом, как и другой дядя Абрахама, но тщетно. Я присоединил к ним свой голос, и готов был помочь ему, но он неизменно отвечал: «Как я могу остаться здесь, где у меня нет ни матери, ни сестер?» Главная привязанность у местных жителей, по-видимому, проявляется к матери. Я высказал предположение, что он вернется сюда, когда женится, но боюсь, что никто из моих юношей – воспитанников Насика – не вернется в свою страну, если только здесь не поселятся европейцы. Несомненно, было бы лучше обучить их простейшим приемам земледелия, как индийцев. Матака хотел бы использовать в работе своих быков, но Абрахам не сможет ему в этом помочь. Хотя он и кузнец, но по сути дела без ремесла, так как у него здесь не будет никакого материала для работы, если только сам не сумеет выплавить железо.
14–28 июля. Однажды, придя к Матаке, я, как обычно, застал у него множество праздного народа, всегда готового ответить смехом на любую попытку вождя сострить. Матака спросил, что ему следует взять с собой, чтобы получить золото, если он отправится в Бомбей. Я ответил: «Слоновую кость». «А рабы, – сказал он, – невыгодный товар?» Я ответил, что его посадят в тюрьму, если он возьмет туда рабов на продажу. Далее он сказал, что все торговцы с побережья толпами приходят к нему и должны бы поднести ему приличный подарок за то, что он удовлетворяет здесь их требования. Я ответил, что лучше бы он создал условия для увеличения населения в этой прекрасной стране, не знающей недостатка в воде, вместо того чтобы отправлять людей в Килву; этим он окажет благодеяние путешественникам, а сейчас по пути нам приходилось голодать. Затем я рассказал ему, что сделали бы англичане в области дорожного строительства в такой замечательной стране. После этого разговор перешел на железные дороги, суда, пахоту на быках; последнее больше всего заинтересовало его. Я сказал ему, что мог бы оставить здесь несколько юношей Насика, которые бы научили местных жителей и такой пахоте, и другим вещам, но молодые люди, вероятно, не захотят рисковать остаться из боязни, что
Сознание вины за продажу людей в их умах, вероятно, возникало лишь в неясной форме, но смерть рабов, которой мы были свидетелями (вина за нее, как я им сказал, ложится на продавцов так же, как и на покупателей), доходит до людей Матаки с большой силой.
Матака сам активно участвовал в войнах с целью добычи рабов, но сейчас он хочет жить спокойно. Вообще вайяу и до сих пор самые активные агенты работорговцев. Начальники караванов из Килвы обычно прибывают в деревню вайяу и показывают привезенные товары. Старшины щедро угощают их, просят подождать и пожить в свое удовольствие; рабы для продажи будут доставлены в достаточном числе. Затем вайяу совершают набег на племена манганджа, у которых почти совсем нет ружей, тогда как нападающие вайяу обильно снабжены оружием своими гостями с морского берега. Часть арабов из прибрежной полосы, ни в чем не отличающихся от вайяу, как правило, сопровождают их в этих набегах и ведут свое дело самостоятельно. Таков обычный способ добычи рабов для каравана.
Один из вождей вайяу, Макенджела, деревня которого лежит примерно на одной трети пути из владений Мтенде к городу Матаки, утратил дружбу всех соседей, так как похищал и продавал их людей. Если в районе между Моэмбе и деревней Макенджелы его люди захватывают кого-нибудь из людей Матаки, то их считают законной добычей и продают. Люди Макенджелы не могут попасть к манганджа, не пройдя через владения Матаки, и они похищают и грабят всех, кто попадает им в руки.
Когда я нанял двоих людей из племени Матаки, чтобы они 14-го вернулись назад по нашему пути с пищей для сержанта и сипаев, то они отошли лишь на небольшое расстояние и снабдили пищей только часть сипаев, но не решились дойти до Луатизе, так как боялись потерять свободу, попав в плен к людям Макенджелы. Я не мог найти местных жителей, согласных идти по нашей тропе назад. Не мог я и требовать этого от своих юношей из Насика, которым сипаи пригрозили, что убьют их; то же было и с джоханна. Хотя они и магометане, но сипаи называли их неверными, и все джоханна заявили: «Мы готовы сделать для вас все что угодно, но для этих индийцев ничего делать не будем». Я отправил назад сипая, дав ему продукты; он остановился в первой же деревне, съел всю пищу и вернулся.
Громадная область страны безлюдна. На северо-восток от Моэмбе не меньше чем на пятьдесят миль простираются плодороднейшие земли; на них еще остались следы того времени, когда страна кормила огромное население, выплавлявшее железо и сеявшее зерновые. Всюду попадаются глиняные трубки, надеваемые на сопла мехов и вставляемые в печь; часто трубки эти оплавлены. Валы земли, на которых сажали бобы, кукурузу, касаву и сорго и где население считало необходимым прокладывать борозды-отводы для излишка влаги во время дождей, все еще выступают над полями, свидетельствуя о трудолюбии прежних жителей. Так как почва здесь глинистая, то она долго выдерживает воздействие погоды. Валы эти расположены очень правильно; когда идешь поперек старого поля, что часто приходится делать, идя по тропе, то на большом протяжении постоянно одной ногой наступаешь на вал, а другой попадаешь в борозду. Черепки разбитых горшков, края которых украшены рисунками, хорошо подражающими виду плетеной корзины, показывают, что в старину женщины-гончары следовали образцам, оставленным еще более древними женскими предками.
Население покинуло эти места не вследствие недостатка воды, как произошло дальше к югу. Здесь все время чередуются гребни холмов и долины, по которым бегут речки, или заболоченные участки с сочащимися ручейками, там где гребни сходятся. Гребни холмов становятся все круче и уже по мере приближения к поселениям Матаки.
За один дневной переход продолжительностью около шести часов я насчитал пятнадцать речек шириной от одного до десяти ярдов. Они текут по холмистой, или, точнее будет сказать, гористой, местности, и потому течение их быстрое, а вода настолько холодна (61 °F = 16 °С), что в ней нельзя было купаться. В июле почти все потоки пересыхают.
Эта область, подымающаяся к западу от земель Матаки до высоты в 3400 футов над уровнем моря, задерживает большое количество влаги, приносимой восточными ветрами. Многие деревья покрыты лишайником. Во время нашего пребывания дули холодные южные ветры. После 10 часов утра небо бывало так закрыто облаками, что нельзя было произвести астрономические наблюдения. Даже наблюдение широты было так затруднено, что нельзя считать его надежным. Определенная нами южная широта 12°53, возможно, получена с ошибкой в несколько миль.