Дневники Кэрри
Шрифт:
— Мы можем поехать ко мне.
— Или, может, нам стоит чем-нибудь заняться.
Если мы поедем к нему домой, все, что мы будем делать, — это целоваться. А я не хочу быть девушкой, которая просто с ним целуется. Я хочу большего — быть его подругой. Но как, черт возьми, добиться этого?
— Хорошо, — говорит он, кладет руку на мою ногу и скользит вверх по бедру. — Куда ты хочешь поехать?
— Не знаю, — хмурюсь я.
— В кино?
— Да, — оживляюсь я.
— В кинотеатре Честерфилда идет хорошая ретроспектива фильмов с Клинтом Иствудом.
—
Он смотрит на меня и широко улыбается.
— Ты что, — говорит он, как будто не может поверить, что я задаю такой вопрос. — Это не одно кино. Ретроспектива подразумевает несколько фильмов. Если поедем прямо сейчас, то попадем на «Хороший, плохой, злой» и «Джоси Уэйлс — человек вне закона».
— Фантастика, — говорю я, как мне кажется, с энтузиазмом, который призван скрыть мое невежество. Но в этом совершенно нет моей вины: у меня нет братьев, поэтому я вообще ничего не знаю о мужской культуре. Я сижу и улыбаюсь, решив отнести это свидание к антропологическому приключению.
— Это замечательно, — говорит Себастьян, кивая головой, как будто ему все больше нравится его план. — Действительно замечательно. И ты знаешь что?
— Что?
— Ты замечательная. Я умирал от желания сходить на эту ретроспективу с девушкой, но, кроме тебя, я никого не мог представить рядом с собой.
— О! — Мне очень приятно это слышать.
— Обычно девушкам не нравится Клинт Иствуд. Но ты другая, ты знаешь? — Он отвлекается на долю секунды от дороги и смотрит на меня так искренне, что мое сердце тонет в бассейне с липким сладким сиропом. — Я имею в виду, это как будто ты больше, чем девушка. — Он запинается, пытаясь подобрать нужные слова. — Ты как… как парень в теле девушки.
— Что?
— Спокойно. Я не сказал, что ты выглядишь, как парень. Я имел в виду, что ты думаешь, как парень. Ты и прагматик, и хулиганка. Ты не боишься приключений.
— Слушай, малый. Если человек — девушка, это не означает, что она не может быть хулиганкой и прагматиком и любить приключения. Большинство девушек именно такие, пока они не приближаются к парням. Тогда парни заставляют их вести себя глупо.
— Ты знаешь, что говорят: все мужики — дураки, а все женщины — сумасшедшие.
Я снимаю ботинок и ударяю его.
Четыре часа спустя мы, спотыкаясь, выходим из кинотеатра. Мои губы пересохли от поцелуев, у меня немного кружится голова, волосы спутались, и, я уверена, тушь размазана по всему лицу. Когда мы выходим из темноты на свет, Себастьян сгребает меня в охапку, снова целует и теребит мне волосы.
— Так что ты думаешь?
— Довольно неплохо. Мне понравилась часть, где Клинт Иствуд ловит арканом Элая Уоллака.
— Да, — говорит он, обнимая меня, — это тоже мой любимый момент.
Я приглаживаю волосы, пытаясь выглядеть немного респектабельнее, а не так, как будто полдня целовалась с парнем в кинотеатре.
—
Себастьян отходит назад и неожиданно начинает смеяться.
— Ты похожа на Туко.
Я шлепаю его по попе: Туко — это имя героя Элая Уоллака, он же «Злой».
— Думаю, что теперь буду называть тебя именно так, — говорит он, смеясь. — Туко. Маленький Туко. Что ты об этом думаешь?
— Я тебя убью, — говорю я и всю дорогу к машине через парковку изображаю погоню за ним.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Создания любви
На несколько следующих дней я решаю залечь на дно: пропускать общешкольные собрания, не ходить в кафетерий во время ланча — в общем, любыми способами избегать встречи с Донной Ла Донной. Но уже на третий день моего добровольного отшельничества Уолт выслеживает меня в библиотеке, где в секции самообслуживания, спрятавшись за этажерками, я читаю «Знаки любви» астролога Линды Гудман, тщетно пытаясь выяснить, есть ли у нас с Себастьяном совместное будущее. Проблема в том, что я не знаю, когда у него день рождения. Остается только надеяться, что он Овен, а не Скорпион, Потому что с первым меня ждет удача, а со вторым нет.
— Астрология? О нет. Только не ты, Кэрри, — говорит Уолт.
Я захлопываю книгу и кладу ее обратно на полку.
— А что не так с астрологией?
— Это глупо, — презрительно говорит Уолт, — думать, что можешь что-то предсказать только по знаку зодиака. Ты знаешь, сколько людей рождается каждый день? Два миллиона пятьсот девяносто девять. Как у двух миллионов пятисот девяноста девяти человек может, быть что-то общее?
— Тебе уже кто-нибудь говорил, что в последнее время у тебя ужасное настроение?
— О чем это ты? Я всегда такой.
— Это из-за разрыва с Мэгги, да?
— Нет, не из-за этого.
— Тогда из-за чего?
— Мэгги с самого утра рыдает, — неожиданно говорит он.
— Это из-за меня? — вздыхаю я.
— Не все крутится вокруг тебя, Брэдли. По-видимому, она поссорилась с Питером и поделала меня найти тебя. Она в женском туалете около химической лаборатории.
— Ты не должен бегать по ее поручениям.
— Мне не сложно, — говорит Уолт, как будто ситуация безнадежна. — Проще сделать то, что она просит, чем объяснять, почему я не буду этого делать.
С Уолтом что-то определенно не так, думаю я, когда бегу к Мэгги. Он всегда был немного саркастичным и циничным, и это мне в нем нравилось, но я никогда не замечала у него упаднического настроения, словно он несет на плечах гигантский камень и у него нет больше сил тащить его.
Я захожу в маленький туалет в старой части школы, которым сейчас уже вряд ли кто-нибудь пользуется: зеркало грязное, всей сантехнике уже лет шестьдесят, не меньше, кабинки списаны. Моя любимая надпись: «Хочешь хорошо провести время — звони Миртл». Ей, наверное, тоже шестьдесят лет. Интересно, когда в последний раз родители называли своего ребенка Миртл?