Дневники св. Николая Японского. Том ?II

Святитель Японский Николай Дмитриевич

31 августа/12 сентября 1896. Суббота.

Варнава Имамура, катихизатор в Канума, помер; о. Тит сегодня телеграммой известил. Очень жаль; служил восемнадцать лет беспорочно, хотя и никогда не был бойким и успешным катихизатором. Отличался набожностью и усердием к храму Божию, из своего скупого содержания часто присылал пожертвования на постройку храма. Женился на воспитаннице нашей Женской школы и оставил трех детей: пяти лет, трех лет и только что родившегося. Придется теперь заботиться о его семействе — не бросить же присным такого многолетнего и доброго служителя Церкви.

Приходится платиться за небрежность в речи. С Афонасием Такай, отправлявшимся после Собора на место службы в Кёото, имела отправиться

его мать; пришла она попрощаться в сопровождении дочки Насти, десяти лет; время было отчасти свободное после всенощной, и я ласково принял их и минут двадцать говорил с матерью о воспитании дочери, о том, сколько это стоит, говорил, чтобы отдать дочку в здешнюю Женскую школу, когда она немного подрастет; дал матери и дочке на дорогу в Кёото, последние, кажется, 3 ены. Все это было почти два месяца тому назад. Вдруг вчера получаю письмо от Афонасия, чтобы 3 ены, обещанные его матери на воспитание Насти, передавать его брату Антонию, катихизатору здесь, в Токио. Антоний Такай сегодня в четыре часа приходил с своею очередною проповедью, приготовленною для сегодняшней всенощной. Говорю я ему: «Ошиблась мать, не поняла меня и в намерении не было у меня назначать 3 ены твоей сестре, но так и быть пусть идет ей 1 ена на “коцкай”; его я буду выдавать тебе вместе с 2 енами» (идущими ему частно от меня). Но во время всенощной передумал я; если ошиблась мать, то прежде всего по моей вине — небрежно и неудовлетворительно говорил, — зачем же теперь причинять ей скорбь? Притом же, оба ее сына, Афонасий и Антоний, недавно кончившие Семинарию, хорошо служат Церкви катихизаторами, а получают — первый 10 ен, второй 8 (и 2 от меня) — весьма скудное вознаграждение, имея на руках мать и две сестры (третья здесь в Женской школе). Итак, после проповеди, произнесенной Антонием по окончании всенощной, я сказал ему, чтобы он не писал матери о ее ошибке; я буду ежемесячно высылать по 3 ены на воспитание его сестры до поступления ее в Женскую школу.

1/13 сентября 1896. Воскресенье.

Из маленькой Церкви в Котода был очень благочестивый христианин, просил икону для аналоя, дана Благовещения, благословил его также двумя малыми иконами и молитвенником.

Сегодня последнюю литургию с певчими пел их учитель, диакон, Димитрий Константинович Львовский. В пятницу на этой неделе уедет в Россию с семейством — детей в школу отдавать. Едет в отпуск. Желательно, чтобы вернулся, человек очень хороший, искусный учитель пения и не недаровитый композитор. Жена его, Катерина Петровна, — образцовая супруга и мать: при четырех детях управляется без прислуги, и дети всегда сыты; веселы, красивы, бойки, чисты; правда, что за то Димитрий Константинович у нее и нянька, и слуга, и в то же время не чающий в ней души муж.

2/14 сентября 1896. Понедельник.

Начал сегодня вставать с трех часов утра, так как дел много накопилось, особенно переписки с Россией.

После обеда съездил в Посольство попросить приложить к семи ящикам с книгами, отправляемых в Россию, казенные печати. Очень любезно обещались де Воллан и Распопов.

3/15 сентября 1896. Вторник.

Дождь целый день. Воздух холодеет, и больных в школе увеличивается.

От полудня до шести часов уложены все книги в семь ящиков, и ящики запаяны и закрыты.

В стране наводнений и беды — больше в нынешнем году, чем прежде. Дороговизна на все растет, оттого и Миссии тяжелее.

4/16 сентября 1896. Среда.

Наводнения от дождей везде ужасные; о. Игнатий Мукояма, добравшись до Оосака, не может оттуда ни по железной дороге, ни морем двинуться, чтобы добраться до Окаяма: разливы испортили дорогу, бури мешают судам; в Исиномаки на нижних улицах воды три фута; в Батоо четырем христианским домам, очень пострадавшим от наводнения, завтра в знак сострадания хоть по две ены нужно послать; в Нагоя во время урагана, разрушившего множество домов,

к катихизатору Петру Сибаяма в продолжении суматохи забрался вор и похитил на 40 ен платья жены и детей; тоже придется послать помощи ен 7. Из Акита катихизатор Павел Кубота пишет о бывшем там сильнейшем землетрясении, от которого город очень пострадал; христиане, впрочем, целы.

Тогава — редактор, и два бонзы затеяли «Симбокквай» — совместное христиан и буддистов, в Сиба, двадцать шестого числа сего месяца; участники должны внести по 1 ене; к двадцатому числу должен ответить. Я получил пригласительное письмо за подписью всех троих. Разумеется, отвечу, что не буду. Брататься с язычеством проповеднику истинной Божественной веры так же противоестественно и невозможно, как свету соединиться с тьмой.

Сегодня вечером производится «Сообецуквай» уезжающему в Россию учителю пения Димитрию Константиновичу Львовскому. Он был на собрании с детьми, угощался и слушал излияния чувств ребят и их дурное пение, к которому они готовились так усердно. Мы же с Николаем Александровичем Распоповым в это время накладывали казенные печати на семь ящиков с книгами, идущими в Россию; на каждый ящик наложено шесть печатей, которыми припечатан к крышке полотняный лоскут с надписью «Expedition Officielle».

5/17 сентября 1896. Четверг.

Ящики положено отправить с Димитрием Константиновичем Львовским; он берется разослать их из Одессы по адресам; а из Посольства дан будет ему паспорт с припиской, что он едет курьером с депешами (разумея, ящики). Значит, можно надеяться, что ящики, несомненно, достигнут своего назначения; иначе в Одессе — кто позаботился бы о рассылке их!

Купил я в подарок о. Феодору Быстрову и его семейству шелковых материй три куска, красной с разводами — ему на рясу, темно–зеленой с цветами — Ольге Петровне, светло–серой — дочери; купил еще о. Иоанну Демкину на рясу светло–синего «кохоку»; все четыре куска по 24 кудзира сяку, цена 97 ен 68 сен за все четыре куска. Не жаль для о. Феодора: услуг его Миссии ничем нельзя окупить. Посылку передал для доставки Димитрию Константиновичу Львовскому (послан еще ящик чая Феодору и веер, вышитый Анной Акаси, его дочке). Вероятно, еще в Одессе, в таможне, придется потом приплатиться за посылку.

6/18 сентября 1896. Пятница.

Ящики, вчера вечером надписанные, сегодня утром увязаны веревками и отправлены на станцию железной дороги для перевозки с ночным товарным поездом в Иокохаму.

Из Уено от анонима похвальное письмо о катихизаторе Павле Судзуки: благотворителен–де и очень сострадателен: о бедствующих очень заботится. Если не приятельская услуга, то очень радостно.

Из Оита письмо в похвалу бывшего там катихизатором Исайи Мидзусима; видно, что сей еще не оставил мутить тамошнюю Церковь.

7/19 сентября 1896. Суббота.

В одиннадцать часов учащиеся вместо класса пения собрались в Собор и пропели напутственный молебен своему учителю пения и регенту диакону Димитрию Константиновичу Львовскому и его супруге Катерине Петровне, во службе становившейся вместе с дискантами правого хора и отлично певшей дискантом, с их чадами: Григорием восьми лет, Верой шести, Петром трех и Михаилом одного года. Служили молебен вместе со мной оо. Павел Сато и Роман Циба. Потом отъезжающие позавтракали у меня и в час пополудни отправились на железную дорогу. Ученики еще раньше ушли на станцию, чтобы там попрощаться с ним.

Уезжают завтра утром на французском судне Natal. Я остаюсь опять совершенно один в Миссии, как десять лет тому назад. Но теперь больше помощников из японцев, и я совсем спокоен. Спокоен, впрочем, больше от того, что твердо сознаю, что творю дело не свое, а Божие; пора, наконец, прийти к этому убеждению. А с тем вместе — что же и тревожиться, что нет сил? Хозяин знает про то; в бессилии проявляется сила Божия.

Всенощную сегодня (пред праздником Рождества Богородицы) пели отлично, кроме ирмосов на левом клиросе, но и ирмосы же трудные и не совсем распетые.