Шрифт:
Annotation
Это небольшая история зарисовка из реальной жизни. О взрослении, о любви. О важности ощущения счастья для движения вперед. Это история о чудесах, которые иногда все-таки случаются, несмотря на разные беды и трудности окружающего мира.
Екатерина Балабан
Меня зовут Алиса
Екатерина Балабан
Дневники. Мир или правда
Мир или правда
Это не
Меня зовут Алиса
Два года — много это или мало? Каждый меряет своей мерой, и в разные времена мера тоже разная. Помню, когда папа был жив, время так летело, только держи! Мы постоянно чем-то занимались — куда-то бежали, ехали, спешили. Кружки, секции, школа, путешествия на природу, театр, книги, обсуждение книг, песни под гитару у костра. Сумасшествие — но было весело. Папа работал кардиологом в областной больнице. Мама — там же, медсестрой. Оба постоянно заняты, но как ни странно (это опять к вопросу о времени) на нас с Тасей (Тася моя младшая сестра) и на друзей у обоих всегда хватало веселья. Потом папа умер. Так случается, люди умирают внезапно и трагично. Время сразу замедлилось, кажется, перестало идти вообще. Мама, совсем молодая, красивая, затосковала, опрокинулась в беспросветное горе. Мы с сестрой пытались бодриться, но горе есть горе. Та же школа, те же кружки престали приносить радость, привычные поездки на природу оборачивались долгими печальными воспоминаниями.
Я думала, черный кокон, нечаянно уроненный на нас небесами, уже не поднять, но вдруг… В маминой судьбе и в нашей жизни появился Он! Сергей Иванович! Сережа! Молодой талантливый хирург. Работал в военном госпитале. Моложе мамы на семь лет, веселый, шумный, общительный. Они познакомился случайно, когда мама сопровождала в этот самый госпиталь какого-то тяжело больного генерала, а потом там же (так получилось) ассистировала на операции. По вечерам, часто, даже слишком часто, Сережа стал появляться у нас дома. Потом оставаться на ночь.
Он принес с собой в наше мрачное жилище солнце на медовых волосах, весенние капели, позабытый смех и непонятную тревожность. По крайней мере, я именно так чувствовала его. Десятилетняя Тася приняла Сережу всей душой, потянулась к нему как цветочек к солнышку. Мама снова расцвела, вытаяла из зимних снегов, из морозного отчаяния. Снова зазвучала гитара, снова понеслись над кострами песни, и мамин голос, молодой, звонкий, полетел над недавно печальным, но внезапно озарившимся ярким светом, миром.
Сережа тоже пел — задорно и легко; бряцал на струнах не хуже завзятого рокера. Мамины знакомые говорили, что он не там нашел свое призвание — смеялись конечно. Сергей Иванович был хорошим хирургом.
Он звал меня Лисенком за рыжие волосы и созвучность придуманного имени с моим настоящим — Алисой. А я его Серым Волком — в отместку. Я любила его песни, мне нравился запах лекарств от его одежды, очень похожий на мамин и все равно другой. Нравились веселые искорки в карих глазах и увлеченные рассказы из больничной жизни. Он готовил нам с Тасей обеды, когда мама задерживалась или оставалась на сутки, помогал делать уроки, водил Тасю на танцы. Пришел на отчетный концерт, когда я заканчивала музыкальную школу и хлопал так, что рояль гудел всеми молоточками от восторга.
Нежданно
Когда Сережа появился в очередной раз, я все ему выложила. Слова его жены горели у меня в ушах и на щеках. Я не смогла промолчать, оставив все, как есть. Я попросила его уйти и никогда не возвращаться.
— Мы будем жить, как жили! Ты нам не нужен! — кричала я, а изумленные Тася и мама слушали и не могли вставить ни одного правильного слова.
Тася, конечно, не в счет, но мама, оказывается, все знала и принимала без возражений. Это я почему-то — глупая идеалистка — пребывала в счастливой уверенности, что предавать нельзя, никого и никогда! И отнимать чужое — тоже нельзя. Осознав внезапную правду, я выскочила вон из квартиры, громко хлопнув дверью. Видеть сочувствующие лица, слушать объяснения было выше моих сил. Во дворе обняла забор и разрыдалась. Мир рассыпался в прах.
Сережа вышел спустя минут десять, когда я, утомившись развлекать прохожих трагическим спектаклем, мрачно созерцала проплывающие надо мной облака. Встал рядом. Тихо сказал:
— Что лучше, Лисенок, мир или правда?
Я не удивилась вопросу, сразу поняла, что это он про свою жену и про меня, про правду, которая нарушила мирное течение моей жизни. Мне было плохо, и тем не менее я выпалила:
— Правда лучше, Серый Волк! Правда во сто раз важнее! Почему я не знала о тебе ничего? Почему она рассказала мне, а не ты? Почему она вообще мне позвонила?
Он вздохнул, расстроенно потер рукой лоб.
— Прости! Такое не должно было случиться! Она не будет больше звонить. Обещаю.
Мне было все равно, будет Она еще звонить или нет, потому что ничем новым после открывшейся истины его жене меня уже не удастся удивить и обидеть. Мои глаза опять заполнились слезами. Я вдруг представила, что он уйдет, напуганный моими воплями и больше никогда не вернется, что с его уходом опять погаснет мама, затоскует Тася, тягучей неважностью и тишиной наполнятся бесполезные дни. Мне стало по-настоящему страшно, но я не хотела рассказывать ему об этом, потому что неправильно, когда слишком близким становится чужой мужчина. Он посмотрел на меня очень серьезно.
— Я нужен твоей маме, Лисенок. Ты, без сомнения, права во многом, но она не сможет одна, понимаешь? Она вообще не может одна.
— А твоя жена может? Одна? А твой сын?
— Они не одни. У них есть я! Так получилось, что у них тоже есть я! Только я. Ничего не поделать. Постарайся забыть о сегодняшнем звонке и о моей другой семье. Мы будем жить, как жили. Ничего не поменялось.
И в самом деле ничего. Кроме правды, вместо мира!
Я понимала, что не смогу свернуть взрослого мужчину с его пути. Слишком мало у Лисенка силенок для Серого волка! Да и надо ли, сворачивать в самом деле? Кто я такая, чтобы указывать ему как жить? Если маме все равно, зачем мне такие переживания?