Дни гнева, дни любви
Шрифт:
– Как ваше имя, гражданка?
– Сюзанна де ла Тремуйль де Тальмон.
Чиновник презрительно хмыкнул, услышав все это, потом заглянул в свои бумаги и засопел носом.
– Я не понимаю, по какому праву вы обременяете нас всякими глупостями. Имя гражданки де Тальмон у нас вообще не значится. А этот дом принадлежит гражданину д'Энену, который является изменником и находится за границей.
Я пришла в ярость.
– Вы что – болван? Гражданин д'Энен умер почти три года назад, умер во Франции. Он не эмигрант. А я его жена, и этот дом принадлежит
Чиновник многозначительно поднял палец.
– Я ничего не понял, мадам. Но скажу вам одно: этот дом опечатан.
– Но по какому же праву? – взмолилась я. – По какому праву, если мой покойный муж не эмигрант?
– Нам об этом ничего не известно. Попробуйте-ка еще доказать все это насчет вашего мужа… Дом опечатан, и если вы будете сопротивляться, вас посадят в тюрьму.
Он сложил свои бумаги, медленно спускаясь с крыльца.
– Я буду жаловаться! – грозно, дрожа от ярости, пообещала я. – Я знаю самого Лафайета.
Чиновник обернулся.
– Это не в компетенции гражданина Лафайета. Обратитесь лучше к прокурору Коммуны. Хотя я бы посоветовал вам помалкивать. Ведь вы «бывшая», как-никак.
Его решительно ничем нельзя было смутить. Имя Лафайета уже ни на кого не производило впечатления. Я обернулась к прислуге и тяжело вздохнула.
– Они нас выгнали просто из постели, – басом сообщил Арсен. – Едва дали собраться. Что же это за революция, которая даже лакеев не щадит?
Я обшарила глазами двор и увидела жалкий, впопыхах собранный скарб служанок и лакеев.
– Мы просто не знаем, что теперь делать, – плача, простонала Дениза. – У нас маленький ребенок. Работы сейчас нигде не найти. Хорошо, что вы вернулись, мадам, вы теперь все устроите.
Арсен обнял ее за плечи.
Я тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Матерь Божья, только бы мне сохранить мужество!
– Ну что ж, – сказала я жестко и решительно. – Дениза и Арсен могут пока остаться. Остальных я содержать не могу. Я сейчас же выплачу вам жалованье.
Служанки зароптали, но мне сейчас были безразличны их причитания. Я должна была помнить только о себе. Я позволила себе успокоить их, лишь сказав то, что в том случае, если дом будет возвращен, они могут вернуться на свои прежние места.
Когда я отдала им деньги, у меня осталось в кошельке совсем мало монет.
– Идемте в ближайшую гостиницу, снимем комнату.
Я первой двинулась в путь, отдав свой тяжелый несессер Арсену. За мной следовала Дениза с маленькой Анной Севериной.
Миновав набережную у Королевского моста, я заметила маленькую гостиницу «Голубая роза». Небольшую, но уютную. И недорогую! Я с горечью подумала, что отныне мне часто придется учитывать и это обстоятельство.
Мы взяли у консьержки ключи для двух комнат. Арсен отнес вещи наверх. Я, едва взглянув на себя в зеркало, поспешила к выходу. Надо было торопиться в Ратушу. Я была рада хотя бы тому, что, несмотря на дорогу, выглядела неплохо.
– Мадам, – пристал ко мне какой-то мальчишка лет четырнадцати, – мадам, возьмите меня на службу!
Я
– Отстань от меня, не то я позову полицию!
– Мадам, вы не пожалеете. Я хорошо могу служить. Я куда угодно пролезу, вот увидите. Сейчас зима, и мне нечего есть.
Я остановилась. Мне вдруг почудилось, что этого мальчишку я когда-то видела, но не могла вспомнить, где именно.
– Но я ведь тоже не богата.
– Я буду служить вам за еду, мадам!
Нет, решительно, я его уже встречала… О Боже… где?
– Как тебя зовут?
– Брике.
– Гамэн Брике! – вскричала я. – Ты приносил мне вести от Паулино!
Теперь и мальчишка узнал меня. Грязное лицо его засияло улыбкой.
– А, ваше сиятельство! Ну, как поживает ваш мулат? Я приложила палец к губам.
– Т-с-с! Не называй меня так. Теперь я бедна. Но ты можешь идти со мной, если уж так хочешь.
Видит Бог, у меня мало денег. Но этот сорванец такой шустрый и настойчивый, что мне наверняка не придется сожалеть о своем решении.
– Куда мы идем? – осведомился он.
– В Коммуну.
– Давайте я буду нести вашу сумочку и муфту.
Я отдала ему все вещи, которые отягощали меня. Мы быстро шли по улицам Парижа. Столица просыпалась. Утренний туман рассеивался, поденщики спешили на работу, у булочных уже давно выстроились очереди. Я заметила одно новшество: теперь у дверей лавки привязывалась веревка, и все стоящие в очереди сжимали ее в ладони – так, чтобы не пролез никто лишний.
– Я хочу есть, мадам, – заявил Брике.
– Замолчи! Я тоже хочу. Но сейчас у нас нет времени. И если ты будешь напоминать мне о еде, я от тебя избавлюсь.
Когда мы подошли к Ратуше, в Соборе Парижской богоматери раздался колокольный звон. Заканчивалась утренняя месса – значит, сейчас никак не меньше девяти часов. Вокруг Ратуши, как всегда, толпились люди. Я с трудом пробралась через толпу к двери.
– Вы к кому? – осведомился привратник.
– К гражданину мэру.
– Он не принимает.
Я на ощупь нашла в кармане золотой ливр и тайком передала привратнику. Он в ту же минуту отступил в сторону, пропуская меня. Едва переводя дыхание от волнения, я взбежала по широкой лестнице. Какой-то клерк подробно объяснил мне, как найти кабинет гражданина мэра.
В приемной уже сидели какая-то дама и два господина. Дежурный клерк поднял голову и посмотрел на меня.
– Вы по какому поводу?
– По личному.
– Если вы по вопросу о лицензиях, то…
– Нет-нет! Я хочу прояснить кое-какое недоразумение в связи с декретом Собрания об эмигрантских имуществах.
Клерк вставил перо себе за ухо, прямо как индеец из племени апачей.
– Простите, вы – бывшая?
– Да, – с трудом произнесла я сдавленным голосом.
– Нечего вам здесь делать, – твердо произнес клерк, внезапно вскакивая и заслоняя собой дверь кабинета. – Я не впущу вас. За последний месяц от вас отбою нет. В вашем деле вам и гражданин министр не поможет, не то что гражданин мэр!