Дни Кракена
Шрифт:
А.
– Ползком в извержениях туберкулезных больных.
Б.
– Ну, он будет в специальном костюме.
А.
– Дышать-то ему все-таки нужно…
Б.
– Ну, будут баллоны… Выход трубы-то под водой…
А.
– Нет уж, лучше без трубы.
Б.
– Конечно, можно просто вынырнуть с подводной лодки метрах в двухстах… доплыть до берега и идти. Правда, костюм нужен…
А.
– Цена шпиону без резидента дерьмо.
(Задумчивое молчание. А. разглядывает совокупляющихся мух на спинке кровати над его головой.)
А.
– Почему, интересно, у насекомых внутреннее оплодотворение? И у пауков тоже… А у позвоночных внешнее -
Б.
– У ящериц внутреннее.
А.
– Не может быть.
Б.
– У них спаривание сопровождается так называемым склещиванием. Я сам видел - они так переплетаются, что и не оторвешь, пожалуй.
(Задумчивое молчание).
А.
– Рассказ мы будем писать?
Б.
– Будем, конечно. Давай что-нибудь про оплодотворение.
А.
– Давай. (Берет блокнот.)
Б.
– Интересно, как мухи узнают, кто у них самка, а кто самец?
А. (смотрит на него озадаченно). – По форме головогруди, вероятно.
Б. (проникновенно). – Знаешь, давай писать не рассказ, а пьесу.
А.
– Давай. Место действия?
(Долгое, очень долгое молчание. Оба ковыряют в носу.)
Б.
– Место действия - Крым.
А.
– Крым так Крым. (Роняет ручку на пол и, свесив голову с кровати, смотрит на нее).
Б.
– Разбил?
А.
– Нет. (Пробует достать ручку рукой.)
Б.– Ногой.
А.
– Сейчас. (Пыхтит.) Ты знаешь, у меня, понос, кажется, начинается. Ну ее.
Б.
– Дай я. (Вытягивает ногу и ухватывает ручку пальцами. Подает А.)
А.
– У меня все лицо соленое. (Проводит по лицу пальцами, затем лижет пальцы.)
Б. (смотрит на него с завистью, затем принимается нюхать матрац. Вызывающе). – Здорово пахнет!
А. (нюхает свой матрац). – И у меня здорово пахнет.
Б.
– У меня здоровее!
А. (ехидно). – А у меня зато грудь волосатая!
Б. (после мучительного раздумья). – А видал, как я ручку ногой поднял?
А. (не говоря ни слова, поднимает ногу, снимает очки, дышит на них, вытирает о живот и надевает снова).
Б. (берет сигарету и на четвереньках бежит прикуривать от электроплитки. Вернувшись, с вызовом). – У меня зад красный!
А. (бледнеет от зависти, затем расплывается). – Это у тебя загар, он пройдет!
Б.
– Нет, это у меня естественное, от природы! (Пытается выкусывать что-то подмышкой.) Черт, Копылов клопов развел… Нажрется молока со сливами…
А. (тоже пытается добраться до подмышки и роняет очки). – Пусть их. (Смотрит с кровати.) Пусть. (Вылизывает колено.)
Б. (тоже
А. (злорадно хохочет). – Кха-кха-кха-кха-крррр…
Б.
– А я членораздельно говорить не умею! Аыа!
А.
– Кхр-кхр-кхр!
Б.
– Аыа! Мфух…
(Оба неловко вскарабкиваются на перекладину и начинают там искаться, покрикивая: “Аыа! Кх-кх-кх…”)
Б.Стругацкий
КОММЕНТАРИИ К ПРОЙДЕННОМУ
НЕОПУБЛИКОВАННОЕ
Согласиться опубликовать неопубликованное вынудила меня только последовательная настойчивость Издателя, задавшегося целью выпустить как можно более полное собрание произведений АБС. Откровенно говоря, я и сейчас толком не понимаю, в чем смысл выставлять на всеобщее обозрение тексты, которые сами авторы, по той или иной причине, не считали достойными публикации. Согласитесь, принцип ПОЛНОТЫ собрания уместен, скорее, в коллекционировании (в филателии, скажем, или в нумизматике), нежели в книгоиздательском деле. Наверное - и даже наверняка - этот принцип работает плодотворно, когда речь идет об издании Великих, каждая строчка которых может оказаться исполнена для потомков глубокого смысла. Но в данном случае…
Впрочем, Издателю виднее. Ему всегда было виднее, виднее сейчас и будет виднее в дальнейшем. В конце концов, он рискует своими деньгами, - в отличие от автора, который практически ничем не рискует, публикуя свои старинные, “детские” упражнения или черновики несостоявшихся произведений. Тем более, если всего этого у него сравнительно немного.
Специфика работы АБС, когда любой мало-мальски серьезный текст создается обязательно вдвоем, единовременно, слово за словом, абзац за абзацем, страница за страницей; когда любая фраза черновика имеет своими предшественниками две-три-четыре фразы, предложенные в качестве вариантов, произнесенные некогда вслух, но нигде не записанные; когда окончательный текст есть сплав двух - иногда очень разных - представлений о нем, и даже не сплав, а некое химическое соединение на молекулярном уровне, - специфика эта порождает, помимо всего прочего, еще и два следствия, носящих чисто количественный характер.
Во-первых, количество бумаги в архивах уменьшается до минимума. Каждый роман существует в архиве всего в виде одного, максимум - двух черновиков, каждый из которых на самом деле есть занесенный на бумагу, отредактированный и спрессованный текст двух-трех-четырех УСТНЫХ черновиков, в свое время проговоренных авторами и отшлифованных в процессе более или менее свирепой дискуссии.
Во-вторых, такой метод работы требует жесточайшей экономии. Слишком много нервной энергии и душевных сил требует любой серьезный текст, чтобы авторы могли позволить себе роскошь оставить его пылиться в архиве. Такой текст должен быть доработан (при необходимости), либо заново переработан, но так или иначе пристроен к делу, - даже если бы для этого пришлось соорудить вокруг него совершенно новый текст (как это произошло, в частности, с несостоявшейся повестью “Операция ЩЕКН”, которую авторы во благовременье нашли удобным погрузить в роман “Жук в муравейнике”). Неудивительно поэтому, что среди неопубликованного у АБС остались только рассказы, сочиненные в свое время каждым из соавторов в одиночку и признанные впоследствии негодными для дальнейшей совместной работы. (Исключение составляют лишь “Песчаная горячка” - рассказ-эксперимент да пляжная хохмочка “Адарвинизм”, никогда ни на что и не претендовавшая.)