Дни мародёров

-Joy-

Она вдруг подумала, что папа был прав, когда категорически не хотел ее сюда отпускать, и пожалела, что не послушалась его. Могла бы сейчас быть дома, в своей постели и в полной безопасности читать перед сном «Унесенные ветром».

К горлу подкатил ком.

— Что с тобой, Эванс? Тебе плохо?

Лили дернула головой.

Джеймс рассмеялся и полез в рюкзак. Из пушек на верхушке рампы вдруг с ревом вырвалось пламя, и толпа взревела так, словно это были не люди, а животные. Особенно старались девчонки.

— Все хорошо, Эванс, в таких местах так всегда

бывает! Просто ты слишком привыкла к библиотеке! — прокричал Поттер, снова поворачиваясь к ней. — Вот, выпей! — и он протянул ей сомнительного вида флягу.

— Что это?

Джеймс снова рассмеялся, сверкнув в темноте белыми зубами.

— Сомневаюсь, что смогу найти здесь для тебя чай! Просто выпей!

Лили оглянулась. На тесной крыше, помимо них, крепко прижималась друг к другу вся их компания: Сириус, Алиса, Марлин, Ремус, Питер и близнецы. У некоторых был весьма растерзанный вид.

Она отвернулась.

Джеймс вздохнул, закатив глаза.

— Понятно, староста на работе не пьет...

Лили схватила флягу, сделала глоток, и алкоголь обжег ей горло, но она мужественно его проглотила — показалось, что она глотнула сгусток пламени.

— Умница, — Джеймс бросил флягу в лежащий рядом рюкзак. Лили обратила внимание, что все перетащили свои вещи наверх, и теперь по всей крыше валялись пачки сигарет и бутылки. Извращенный пикник какой-то.

Из колонок вдруг вырвался оглушительно громкий звук, переполошивший разом всю толпу.

Удары сердца.

Казалось, что это было сердце самой сцены, всей толпы и каждого в ней. Девичий визг стал громче, к нему присоединился глухой рев мужского одобрения. Лили почувствовала, как машина под ней качнулась.

Неожиданно из гигантских колонок начали вырываться странные, не соединенные между собой звуки, и толпа восторженно завизжала, заорала, затопала, вскинула руки, и в этот же миг все прожекторы вспыхнули, а на сцену хлынул дым.

Концерт начался.

Вместе с первыми звуками ударных на сцене появились гитаристы в блестящих меховых и кожаных куртках. Новый наплыв восторга был таким сильным, что заслон из мракоборцев едва устоял, сдерживая напор.

Полилась мерная мелодия синтезатора, а вслед за ней — рваные звуки гитар.

Музыканты «Диких сестричек», эти всеми любимые боги волшебной музыки, лица которых украшали комнаты и вещи десяти тысяч людей, играли вступление неторопливо и лениво, словно просто разминались и совершенно не замечали безбрежное море поклонников, которые просто умирали от желания быть замеченными...

Музыка все лилась и лилась, повторяя одну и ту же мелодию. Звуки синтезатора падали в жадные рты толпы, капали в черное звездное небо, как вода из потустороннего мира.

С двойным ударом бас-гитары сцена с ревом изрыгнула в небо пламя. На миг черная толпа стала оранжевой, а когда огонь пропал, все увидели, что на сцене появилась маленькая человеческая фигура в длинном кожаном плаще. Общий гул слился в сплошной девичий визг, тысячи и тысячи рук взвились в воздух и потянулись к сцене.

«Walking, waiting

Alone without a care

Hoping, and hating

Things that I can’t bear»

Над

сценой вспыхнул огромный монитор. Его появление вызвало перепуганный вопль — дети волшебных семей не были знакомы с такими техническими чудесами, но теперь все они, даже те, кто был слишком далеко, могли видеть бледное точеное лицо Мирона Вогтейла, обрамленное вьющимися русыми волосами. Вампир взглянул в толпу, и в глубине его черных уставших и томных глаз словно закипела смола — можно было подумать, что он вдруг узнал все самые грязные тайны каждого из собравшихся здесь людей. Не переставая петь, Мирон картинно скинул с себя плащ, обнажая гибкий голый торс в черной сетке. Толпа радостно взревела, а женская половина и вовсе зашлась от счастья, когда плащ, еще хранящий запах кумира, полетел в их руки.

«Did you think it’s cool to walk right up

To take my life and fuck it up

Well did you

Well did you»

Мирон ласкал микрофон руками и губами так, словно это была шея красивой девушки. Фанатки обливались слезами, глядя на экран, и скребли лица ногтями, размазывая потекшую тушь.

Внезапно музыка затихла, так что было слышно только возбужденный рев толпы, секунда, а за ней снова — взрыв и грохот гитар. Мирон раскинул руки, и в него ударил ветер.

«I see hell in your eyes

Taken in by suprise

And touching you makes me feel alive

Touching you makes me die inside»

Он выкрикивал строчки так резко, словно отдавал команду. Толпа вторила ему, ритмично выбрасывая в воздух кулаки, фонарики и волшебные палочки.

Музыка взрывала ночь.

Огонь раскалял небо.

Фанатки швыряли на сцену белье, цветы, какие-то бумажки, но Мирон совершенно не обращал на это внимание.

Можно было подумать, что он и зрителей не замечал.

Песня захватила его. Казалось, что каждая строчка доставляла Мирону физическое удовольствие, и он один щедро делился им с десятью тысячами людей...

Он то импульсивно выгибался на самом краю сцены, так что первый ряд тянулся к нему, визжа, истеря и захлебываясь слезами, то наоборот сгибался и отступал назад, хищно прижимаясь к сцене — в такие секунды он больше был похож на опасное животное, которое испугали крики толпы. А потом он снова бросался к толпе и...

«I’ve slept so long without you

It’s tearing me apart too

How’d it get this far

Playing games with this old heart

I’ve killed a million petty souls

But I couldn’t kill you»*

Скорее всего, такая яростная животная сексуальность была просто частью его образа.

Хотя... едва ли такое можно сымитировать.

Но об этом Лили не думала.

Она вообще ни о чем не могла думать и только смотрела на Мирона, задыхаясь от чего-то, что сдавливало ее грудь и парализовало все тело.

Внезапно он движением победителя поставил ногу в кожаном сапоге на одну из колонок и склонился в первый ряд, прожигая страшным подчиняющим взглядом девушек, плачущих и умоляющих его взять их в свою жизнь.