Дни мародёров
Шрифт:
Пару мгновений Абраксас молча испытывал её взглядом, но Роксана не доставила ему удовольствия плачем. Собрав все силы в кулак, втянула сопли и уставилась на отца самым злющим взглядом, на который была способна. По щекам у неё катились слезы, но в той ненависти, которая в этот момент горела у неё в глазах, можно было бы ковать железо.
— Однако, всё изменилось в тот день, когда ей исполнилось семь лет, — вдруг произнес Абраксас. — Помню, в тот день в нашем доме было много детей. Среди них были дети Кигнуса Блэка. Его старшая дочь Беллатриса часто избивала Люциуса в детстве, и он всегда прибегал жаловаться к Эдвин. И остальные дети, которых третировала эта дьяволица тоже бегали жаловаться к своим матерям. Только не ты, — задумчиво
Абраксас вдруг перестал смеяться, вздохнул и уставился на Роксану, как удав на кролика.
— Это было поразительно. Но поразительнее было то, что ты не побежала с этим к матери, ко мне, или к Люциусу. Ты боялась всего на свете, но никогда и никому этого не показывала. В тот день я впервые разглядел в тебе не надоедливого ребенка, а свою дочь. Люциус никогда бы не решился наступить на ногу Беллатрисе Блэк, никогда не посмел бы обидеть своего обидчика. Он всегда слишком боялся последствий. Твой брат рос, как две капли воды похожий на свою мать. От меня он не взял ничего. Но ты… ты вдруг оказалась точной моей копией. До этого я совершенно не обращал на это внимания, но в тот момент — это стало для меня откровением, ослепительным открытием. У меня есть дочь.
Пару минут на кухне царила звенящая тишина.
— После того, как ты наступила ей на ногу, убежала в сад, — продолжал Абраксас. — Ты всегда-а убегала. Но тогда был невероятно холодный октябрь, а ты убежала в легкой одежде. Я пошел за тобой. Нашел тебя в саду и отнес в твою комнату. Ты наверняка этого не помнишь, ведь тогда у тебя поднялась ужасная температура и ты заболела. Я не отходил от тебя все две недели, что ты лежала в кровати. Даже эльфам не разрешал за тобой ухаживать. Я так боялся, что ты умрешь. Мне казалось в то время, что я не задумываясь продал бы душу и все, что только попросят — лишь бы только ты выжила. Лишь бы твой маленький лоб не был таким горячим, лишь бы ты не страдала… До того момента я и не подозревал, что когда-нибудь смогу полюбить кого-нибудь так сильно и слепо.
Раздался громкий треск, и Роксана дернулась, отбросив остатки лопнувшего стакана. Руку обожгло болью и пролившимся огневиски. Абраксас повернулся на своем стуле, увидев заляпавшую её ладонь кровь, но Роксана уже успела вскочить на ноги и теперь пятилась к двери.
— Зачем ты мне это говоришь? — слегка задыхаясь спросила она, трясущейся рукой вынимая палочку. Глаза застилали слезы злости, обиды и непонимания, так что Абраксас превратился в размытое красное пятно. — Ты, что, не понимаешь, что ты делаешь, отец?! — закричала она, встряхивая палочкой.
— Я говорю тебе правду, — спокойно сказал Абраксас. Несмотря на все сказанное, его лицо продолжало сохранять это непроницаемо-холодное выражение и потому Роксане было очень трудно поверить в услышанное.
— Правду? — задохнулась она. — Ты думаешь я в это поверю? Поверю в то, что в этом доме меня хоть когда-то, хоть кто-то любил?! ДА Я НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ВИДЕЛА С ВАШЕЙ СТОРОНЫ НИЧЕГО, КРОМЕ ГРЕБАННОГО БЕЗРАЗЛИЧИЯ! — заорала Роксана, на секунду потеряв над собой контроль.
— И это не давало мне покоя все эти годы, но иначе я просто не мог поступить, — резко сказал он. — У меня перед глазами был пример того, что делает с ребенком безотчетная и слепая родительская любовь. Я не мог допустить, чтобы моя дочь выросла такой же тряпкой, как Люциус! Ты должна была занять со временем мое
— Нет… — Роксана отступила на пару шагов, мелко тряся головой, отчего слезы катились по щекам. — Нет-нет, это все… — она хрюкнула носом, лихорадочно утирая щеки. — Это не может быть так, так не должно…
Абраксас слегка поостыл, глядя, как она всхлипывает и трясется с головы до пят, оглушенная и раздавленная внезапно свалившейся на неё правдой.
— Возможно та школа жизни, через которую я заставил тебя пройти была слишком жестока и трудна, — тише проговорил он. — Но я должен был. Я обязан был быть холодным и жестким. Только так я мог сделать тебя по-настоящему сильной. Только так. Словами меча не выковать, — отрывисто сказал он. — Я слишком любил тебя, чтобы жалеть.
Лицо Роксаны исказилось мученической усмешкой, она прерывисто всхлипнула и отвернулась, отчаянно пытаясь успокоиться. Лишь бы только не смотреть на него и ни на секунду не верить во всю эту дикость. Ни на секунду.
— Трудно оставаться безразличным к ребенку, в котором заключена вся твоя жизнь, но иначе я не мог поступить. В наш век в нашем кругу выживают только сильные и независимые. Я должен был внушить тебе уверенность в том, что по-настоящему ты можешь полагаться только на себя. Люциусу уже бесполезно было это внушать, а тебе...
— А как же все эти слова о семье?! — закричала Роксана. — Ты же сам всегда говорил, что только семья имеет значение! Что ради семьи можно принести любую жертву! Почему, почему на меня этот твой принцип никогда не распространялся?!
— Да потому что! — не выдержал Абраксас. — Потому что только так, только оторвав тебя от гнезда в таком раннем возрасте, я смог внушить тебе настоящую любовь к нему! Отчаянное, навязчивое желание быть частью этой семьи. Только это желание и заставляет тебя стремиться сюда снова и снова! Ты этого не понимаешь пока, потому что тебе семнадцать лет, и ты упрямишься, как последний гиппогриф! — рявкнул Абраксас, потеряв терпение и хлопнув по столу ладонью. Роксана отскочила назад. — Но рано или поздно все твои глупости сойдут на нет. И тогда ты захочешь вернуться в этот дом. И не просто вернуться. Подчинить себе весь его порядок и доказать всем, кто в этом сомневается, что ты, только ты — истинная глава этой семьи! И ты бы это сделала, черт тебя дери, потому что в тебе — моя кровь!
Роксана отшатнулась, словно Абраксас её ошпарил. Как будто он сунул руку прямо её в душу, в самый темный и дальний её уголок, вытащил из самого дальнего сундука её самые тайные мысли и швырнул перед нею на стол.
Абраксас медленно зачесал назад упавшие на глаза белоснежные волосы и опустился обратно на стул.
— Если для тебя так важно было, чтобы я вернулась… почему тогда ты все время пытался от меня избавиться? — прошептала Роксана, глядя, как отец снова наливает себе виски. — Все эти помолвки, с… с Сириусом Блэком, с этим треклятым Ноттом. Как бы это по-твоему вернуло меня домой?
Абраксас раздраженно вздохнул, закатив глаза.
— Ради бога, неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что позволил бы вот так просто тебя забрать? Уже через месяц после твоего замужества твой супруг съел бы какой-нибудь отравленный омлет, и ты была бы свободна! — воскликнул Абраксас, небрежно взмахнув рукой. — Замужество в нашем круге — всего лишь контракт, избавляющий ведьму от необходимости носить Черную Метку. И только! Я говорил это уже тысячу раз, но ты всегда была слишком упряма, чтобы… — он вздохнул и сел поудобнее, бросив на шокированную дочь недовольный взгляд. — Я бы в жизни не позволил кому-бы то ни было манипулировать тобой, или мной — через тебя.