Дни нашей жизни

Андреев Леонид Николаевич

Зинаида Васильевна. Где? Где?

Анна Ивановна. Да вон он, вон он! Видите, белеет.

Архангельский. А Таганки не видать?

Анна Ивановна. А разве вам знакома?

Архангельский. Нет, я в Арбатском участке сидел.

Анна Ивановна. А мы с Зиной в Бутырках. Их отсюда не видно.

Физик. Из Таганской тюрьмы, из сто двадцать девятого, Воробьевы хорошо видны. Значит, и Таганку

отсюда можно рассмотреть.

Блохин (поет страшно фальшивым голосом). «Вдали тебя я обездолен, Москва, Москва, родимая страна. Там блещут в лесе коло…» (Срывается.)

Мишка (с ужасом). Господа, Блохин запел! Я не могу, я уйду, мне жизнь дорога.

Онуфрий (убедительно). Сережа, вот ты и опять с колокольни сорвался. Ведь так ты можешь и расшибиться.

Архангельский. У него средние ноты хороши: вот бывают такие кривые дрова, осиновые, никак их вместе не уложишь, все топорщатся.

Блохин (обиженно, немного заикаясь). Пошли к черту!

Располагаются на траве, под березами раскладывают шинели, развертывают кульки, бумажные свертки, откупоривают бутылки. За хозяйку курсистка Анна Ивановна.

Мишка. Ей-богу, пива больше было! Это ты, Блоха, дорогою одну бутылку вылакал. И как ты можешь петь с такой нечистой совестью?

Блохин. Пошли к черту!

Анна Ивановна. А самовар? Где же мы возьмем самовар?

Глуховцев. Без чаю и я не согласен!

Онуфрий. Прекрасные лорды и маркграфини, и в особенности вы, баронесса. На семейном совете мы решили обойтись без посредников, а потому вот вам, баронесса, керосинка, а вот и чайник. Принес на собственной груди.

Глуховцев (горячо). Это подлость, господа! Ведь вы же говорили, что самовар будет. Пить чай из какого-то чайника, это черт знает что такое!

Онуфрий. Ну, ну, не сердись, Коля. Будешь пить пиво.

Глуховцев. Не хочу я пива!

Мишка. Мещанин. Который человек, находясь в здравом уме и твердой памяти, не желает пива, тот человек мещанин.

Архангельский. А кто же за водой пойдет?

Ольга Николаевна. Мы! Николай Петрович, пойдемте за водою, хорошо!

Глуховцев. Ну ладно, черти!

Ольга Николаевна (тихо). Не пей, миленький, сегодня. Я так боюсь пьяных.

Глуховцев. Ну что ты, – выпьем все понемножку,

вот и все. Бежим!

Ольга Николаевна. Ай!

Бегут вниз. Слышно, как звякает упавший чайник. На полянке закусывают и пьют.

Архангельский. Нет, это такое счастье, господа, когда осенью приезжаешь в Москву; там, у нас, одуреть можно.

Анна Ивановна. Ваш отец священник?

Архангельский. Нет, дьякон. Отец-дьякон.

Блохин. Ну ты, Вася, в деревне, там еще понятно, а ты посмотрел бы, что у нас в Орле делается летом. Такая мертвая тощища.

Мишка. Буде! Везде хорошо. Пей за Москву, ребята!

Архангельский. Еду я третьего дня с Курского вокзала, и как увидел я, братцы мои, Театральную площадь, Большой театр…

Мишка (басом). И Малый. Выпьем за Большой и за Малый.

Анна Ивановна. Полное отсутствие интересов. Я целое лето работала фельдшерицей на одном пункте… Так это же ужас! Доктор, еще молодой совсем, а такой пьяница, картежник…

Физик. Пьяница – ничего, картежник – дурно.

Мишка (жалобно). Да будет вам панихиду тянуть. Ну, удрали и удрали, и радуйтесь этому. Молодым людям надо быть веселыми, – расскажи-ка лучше, Фрушончик, как тебя опять из тихого семейства выгнали.

Зинаида Васильевна. Какая славная девушка с Глуховцевым. Кто это?

Архангельский. Его знакомая. Правда, очень милая. Но уж очень скромная – все краснеет.

Мишка. Ну, ну, расскажи, Фрушончик.

Блохин. Нет, это удивительно: такого скандалиста, как Онуфрий, во всей Москве не найти… И зачем ты, Онуфрий, лезешь непременно в тихое семейство?

Онуфрий. Роковая тайна. По натуре я, собственно говоря, человек непьющий…

Хохот.

Мишка. Физик, объясни.

Анна Ивановна. Его специальность – химия.

Физик. Но не алхимия. Здесь же, несомненно, припахивает чертовщиной.

Онуфрий. Совершенно серьезно, Анна Ивановна. И не только непьющий, но склонный к самым тихим радостям. Что такое меблированные комнаты? Ваш Фальцфейн, например? Грязь, безобразие, пьянство, а я этого совершенно не выношу, Зинаида Васильевна. Вот я и выискиваю по объявлениям тихое интеллигентное семейство. Переезжаю, конечно, и все мне очень рады. Онуфрий Николаевич, говорят, приехал. Но только…

Мишка. Несчастный ты человек, Онуфрий. Выпьем за тихое семейство.