ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД
Шрифт:
В июле-августе 1992 года Центральный банк начинает операцию по взаимозачету долгов и резко увеличивает объемы кредитования. Темпы роста денежной массы, удерживающиеся в январе-июне на уровне 9-14 процентов в месяц, переваливают за 25 процентов. Как обычно, в подобных ситуациях первый симптом изменения денежной политики – перелом в динамике валютного курса. До середины
мая курс доллара снижался. До середины июня сохранить эту тенденцию удается уже лишь ценой все больших валютных интервенций Центрального банка, продолжать которые при скромных валютных резервах и изменившейся финансовой ситуации становится бессмысленным. С середины августа, когда, со стандартным месячным отставанием, созданная в июле рублевая масса обрушивается на валютный рынок, курс доллара по сравнению с
В конце этого же месяца обозначаются негативные перемены в динамике продовольственных цен.
Непосредственным импульсом к этому служит резкое повышение закупочных цен на зерно нового урожая, но фундаментальная причина – перелом денежной политики. Угроза гиперинфляции, развала денежного обращения, утраты всех результатов политики реформ становится очевидной.
Ведя тяжелые арьергардные бои на стезе денежной политики, не упускаю из виду и проблему приватизации, без которой реформы обречены на провал. Осенью 1991 года, формируя предложения по составу правительства, подбирая людей на ключевые министерские посты, я поначалу хотел поручить Анатолию Чубайсу, в то время советнику мэра Санкт-Петербурга А.Собчака, структурную политику: бывший Госплан, Министерство экономики. И все же опыт коллег по реформам в странах Восточной Европы подсказывал – наиболее трудоемким и конфликтным участком станет приватизация, а значит, именно здесь нужен руководитель высокого класса, Чубайс подходил для этого по всем статьям.
Когда поздно вечером в Архангельском я сказал ему, что хочу его видеть во главе Госкомимущества, иначе говоря – чтобы он взял на себя ответственность за разработку и реализацию программы приватизации, обычно невозмутимый Толя тяжело вздохнул и спросил меня, понимаю ли я, что он станет человеком, которого будут всю жизнь обвинять в распродаже России. Я понимал это и все же ответил, что, если он со своей энергией и организационной хваткой за это дело возьмется, есть серьезный шанс добиться того, чтобы значительная часть собственности была упорядочена и легально приватизирована. В противном случае процесс будет носить стихийный, а потому и социально опасный характер. Что же касается упреков, то их горькая чаша не минует никого из нас.
Разговоры о необходимости приватизации активно велись в нашей стране с 1989 года. Начиная с 1990-го тема ее в том или ином виде присутствует во всех программах неосуществленных реформ. Летом 1991-го Верховный Совет РСФСР принимает посвященный ей базовый закон. Однако масштабная и упорядоченная работа так и не началась. По официальным данным, на 1 января 1992 года в необъятной России было приватизировано всего 107 магазинов, 58 столовых и 56 предприятий службы быта. Вот и все… Скудные эти цифры не отражают, впрочем, реальной картины. В течение 1989-1991 годов широко развернулась приватизация полулегальная, стихийная, нахрапистая. Пользуясь горбачевским законом о предприятиях, давшим неограниченные права их руководителям, многие директора без особого смущения сдавали сами себе или своим родственникам в аренду с правом выкупа лакомые кусочки государственного имущества, а затем быстренько за чисто символическую плату переводили их в частную собственность.
Приняв в середине ноября командование над маленькой конторкой, которая называлась Госимущество РСФСР, А.Чубайс сразу же обнаружил, что там нет ни серьезных нормативных наработок, ни структур, ни людей… Начинать приходилось практически с нуля.
В конце декабря на заседании правительства были обсуждены и приняты основные принципы российской приватизации. Утвержденный президентом документ направился в Верховный Совет, и началось формирование мощной федеральной структуры, способной справиться с организационными и правовыми задачами. К разработке десятков нормативных документов привлекли многих российских и зарубежных специалистов.
В феврале проходит пробная отработка механизмов аукционной продажи объектов торговли, сферы бытового обслуживания. С марта процесс малой приватизации набирает темп, охватывая российские регионы. Попытки работников государственной торговли поднять народ на протест против аукционной продажи магазинов и торговых точек поддержки
Центр сопротивления приватизации – в том же Верховном Совете. На одном из его заседаний А.Чубайс докладывает нашу программу. Согласно ей, государственная собственность может приватизироваться в двух вариантах, выбор которых остается за коллективом предприятия. Но и в первом и во втором учтены интересы трудовых коллективов – право на льготное приобретение части акций по остаточной стоимости; интересы директоров – акции для руководителей предприятий;
интересы местных органов власти – доходы от приватизации направляются в первую очередь в региональный бюджет;интересы граждан, не занятых в хозрасчетном секторе, – бесплатная приватизация за чеки.
Программа небезупречная, но основана на идее общественного согласия. Это – работающий компромисс, позволяющий добиться упорядоченного распределения собственности и запустить рыночный механизм, который впоследствии должен привести и к экономически эффективному перераспределению.
В ходе обсуждения в Верховном Совете, несмотря на сопротивление правительства, к двум вариантам добавлен еще один, открывающий возможность для трудовых коллективов выкупать по остаточной стоимости 51 процент акций предприятия. За этим шагом – еще не угасшее эхо большевистского: "заводы – рабочим", обернувшегося впоследствии всевластием бюрократии, стремлением спрятаться от суровых реалий рынка за спину трудовых коллективов. И не удивительно, что структура собственности приватизированных по этому варианту предприятий обрела характерные черты промышленных колхозов.
Правительство перед выбором: упорно стоять на страже чистоты замысла, затормозив процесс распределения прав собственности, или согласиться с искажающими план корректировками, понимая, что формирующаяся структура собственности будет далека от оптимальной. Потеря темпа для нас – непозволительная роскошь, и мы идем на уступки, которые разблокируют движение механизма приватизации, во многом предопределившее дальнейшее развитие экономических реформ в России.
Первоначально законодательство о приватизации не предусматривало введения наличного платежного средства – ваучера. Предполагалось создать систему именных приватизационных счетов и вести операции с этими счетами. Но с самого начала стало ясно: для того чтобы использовать такой путь, нужно будет или сформировать еще одну, параллельную сберегательным кассам систему, или кардинально перестроить уже существующую, на что потребуются немалое время и колоссальные деньги. В таком случае реальное начало преобразования собственности отсрочилось бы по меньшей мере на год, что могло просто-напросто лишить страну ее исторического шанса.
Бедой многих приватизационных программ, реализованных в государствах Восточной Европы и республиках бывшего Союза, стала неликвидность приватизационных бумаг. Как только люди убеждались, что им дали в руки нечто такое, что никто не покупает и от чего, как говорится, ни тепло, ни холодно, интерес к самой идее приватизации резко падал. Поэтому мы решили, что принципиально важно ввести ликвидный приватизационный чек, который каждый человек волен либо сберечь, либо продать,превратив его в один из инструментов нарождающейся рыночной экономики. Вопрос, какой номинал ставить на чек, вообще-то беспредметен, ибо чек этот имеет только социально-психологическое значение, удостоверяя право на часть приватизируемой собственности. Его цена определяется объемом приватизированного имущества, уровнем финансовой стабильности, теми льготами, которыми обладают трудовые коллективы. В конце концов из соображений простоты остановились на номинале в 10000 рублей.
Разработанный правительством план приватизации президент поддержал, но термин "ваучер" вызвал у него решительный протест. Он просто запретил членам правительства употреблять на совещаниях это, по его мнению, неприличное слово, говорить следовало только о приватизационных чеках. Может быть, он был и прав, но язык развивается по своим, не слишком послушным власти законам, внутренне стремится к максимальной лаконичности – термин прижился, и А.Чубайс, видимо, навсегда останется его крестным.